Тут я заметил удивительную вещь. Пока мои мысли блуждали где-то далеко, сын перестал меня слушать и сам начал произносить слова из книжки. Он не повторял за мной и не говорил заученные наизусть фразы. Хайбер первый раз в жизни читал самостоятельно.

Для родителей момент, когда ребенок начинает читать, – совершенно волшебный. И не важно, где живет семья – в Кашмире или в Монтане, в Танзании или на Манхэттене.

Я понял: мое собственное чадо теперь грамотное! Этот факт вызывает фантастические ощущения. Для меня они были неожиданными и захватывающими, сродни чувству, когда отпускаешь наполненный гелием воздушный шар и смотришь, как он самостоятельно взмывает в небо.

Но тут же мною овладели и другие чувства. На фоне этой эйфории я вдруг осознал, как много важных вех в жизни собственных детей пропустил. Их первые шаги, первые слова, первые поездки на велосипеде, первый день в школе. Эти «прорехи» в моем опыте невосполнимы.

Дети росли и развивались в мое отсутствие. А я в это время вместо того, чтобы, как все родители, восхищаться каждым их успехом, был далеко от дома, пытаясь помочь чужим детям в осуществлении их планов и надежд. Но вот сейчас мне повезло: я лежу рядом с собственным сыном в один из очень важных моментов. Все это – радость от присутствия рядом с ним здесь и сейчас и горечь по поводу упущенного времени – разом нахлынуло на меня, и из глаз полились слезы.

Это сильно озадачило Хайбера, который был, конечно, не в состоянии понять сложных переживаний, происходящих в душе его отца.

– Папа, что случилось? Что с тобой? – спросил он, утешая меня и ласково гладя по плечу.

– Все хорошо, Хайбер. Я очень горжусь тобой, – ответил я. – Ты теперь умеешь читать!

Мы позвали Тару и Амиру, прибежавших из другой комнаты. Они забрались на большую кровать рядом с нами. Дети в этот день не заснули вовремя, потому что мы долго болтали, наслаждаясь возможностью побыть все вместе. Хайбер продолжал читать, а сестра иногда чуть помогала ему. Мы с Тарой смотрели на них с гордостью и умилением. Это были счастливейшие минуты воссоединения всей семьи!

Тот вечер еще раз ясно показал мне, как много прекрасного и трудного несет с собой моя работа, суть которой – борьба с неграмотностью в Азии. Заряд энергии, полученный тогда, помог мне впоследствии пройти через многочисленные испытания, которые ждали меня впереди.

* * *

В феврале Сарфраз пришел к важному выводу. Как бы мы ни рвались использовать полученные пожертвования для превращения кашмирских палаточных школ в стационарные, обстоятельства складывались так, что лучше пока подождать. Еще в декабре мы несколько раз добирались до дальних районов на «Чинуках» и тогда имели возможность оглядеть радикально изменившийся ландшафт этого района. Землетрясение повредило плодородный слой почвы, система оросительных каналов была разрушена, а горные террасы, которые веками постепенно превращали в возделываемые поля, обвалились. Если и можно было выращивать что-то в этих местах, то совсем не в тех районах, где раньше. Из-за этого людям приходилось перемещаться целыми деревнями. Совершенно невозможно было предсказать, какая область в результате окажется более густонаселенной и где осядут сотни и тысячи мигрантов.

Учитывая все это, считал Сарфраз, не стоило пока планировать строительство школьных зданий. Он предложил вместо этого подумать, как обеспечить людей чистой водой. В поселках, где мы работали, это было самой большой проблемой. Да и для существования школы тоже необходим был водопровод или родник. В деревни Балтистана вода поступала с ледников. Но в Азад Кашмире люди практически полностью полагались на горные источники, многие из которых после землетрясения перестали существовать или появились в новых местах.

По расчетам Сарфраза, необходимо было создать небольшие накопительные резервуары и отвести от них трубы, которые будут подавать воду в поселки, в том числе и Нусери. Я одобрил этот проект, и он заплатил небольшую, вполне оправданную сумму двум гидроинженерам, разработавшим схему такого водопровода. Также Сарфразу удалось достать некоторое количество бесплатных пластиковых труб – их выделил департамент общественных работ в Равалпинди. Только одной деревне Нусери досталось шесть километров этих труб.

Вроде вначале все шло неплохо. Кто мог помешать осуществлению подобного проекта? Но оппоненты нашлись. Пакистанский подрядчик американской фирмы, которая получала финансирование от крупной благотворительной организации USAID, вдруг заявил, что Институт Центральной Азии не имеет официального разрешения на работы по обеспечению водой населенных пунктов Азад Кашмира.

Нам указали: «Вы образовательный фонд. А у нас уже есть давно оплаченный контракт на поставку сотен тысяч пластиковых канистр с водой. Со складов в Музаффарабаде их везут в пострадавшие районы на машине или на вертолете».

Когда Сарфраз рассказал мне об этой ситуации, я решил, что он шутит. Бессмысленность и неоправданность затрат на дорогостоящую доставку не менее дорогостоящей бутилированной воды была очевидна. Тем не менее несколько недель нам пришлось вести переговоры с различными ведомствами Азад Кашмира. Наконец конфликт был разрешен, и нам задним числом благосклонно выдали разрешение на создание системы подачи воды (рассвирепевший от неожиданного и абсурдного запрета Сарфраз уже начал строить водопровод без всяких разрешений).

У себя дома в Монтане весь февраль и март мы активно обсуждали за семейным ужином эту и многие другие кашмирские проблемы. Благодаря регулярным звонкам Сарфраза и посылаемым им по электронной почте фотографиям Амира и Хайбер составили себе довольно четкое представление, в чем состоит наша работа и с какими трудностями приходится сталкиваться. Я был рад, что сын и дочь интересуются этим. И вот однажды Амира задала мне вопрос, который вдруг придал новое направление нашим разговорам, постоянно крутящимся вокруг пластиковых труб и сомнительных договоренностей между американскими бизнесменами и коррумпированными пакистанскими чиновниками.

«Папа, – спросила она. – А в какие игры играют школьники в ваших кашмирских школах?»

В зоне бедствия царили разруха и отчаяние, и я как-то не очень заметил среди всего этого хаоса какие-либо игры. Но, возможно, мы с Сарфразом слишком были заняты прокладкой водопровода и устройством палаток и просто не заметили ничего такого.

«Гм… – протянул я. – Честно говоря, не знаю».

«Ладно, – заявила Амира. – Тебе надо привезти ребятам скакалки», – и она посмотрела на меня хитрым взглядом. У нее явно созрел какой-то план.

«Папа, у вас что, не во всех школах есть площадки для игр?»

«Нет», – признался я. Мы как-то об этом не думали. Наверное, это не было для нас приоритетным делом.

«Вам нужно этим заняться, – завила моя дочь. – Всем детям нужно играть, особенно тем, кто многое пережил».

Некоторые из наших школьников с удовольствием гоняли мяч на грязных полях недалеко от школы. Но настоящих игровых площадок с качелями, каруселями и горками у них никогда не было. Как же мы не подумали об этом раньше?