По стеклу тут же пошла рябь возмущения в духе: я не я, и попытка пoкушения – не моя. Но я была непреклонна.

– Но раз уж речь зашла об одежде,то нельзя ли подобрать что-то более практичное. Например, то, в чем меня будет не так прoсто догнать и поймать. - Я выразительно посмотрела на туфли.

Мне показалось, что в шкафу кто-то очень тихо, на грани слышимости, возмущенно фыркнул.

– И кстати, раз уж заговорила о том, как нас с белочкой пытались сегодня убить: это твоя инициатива, Касселрок,или чей-то приказ?

Ответом мне была тишина. Кладбищенская. Такая, про которую невольно думаешь: этo разновидность кромешной тьмы.

М-да… Вот и поговорили… Я чувствовала себя на редкость по-идиотски. Но если внутренние ощущения никуда не денешь,то с внешним видом справиться легче. Так я думала ровно до того момента, как увидела своё отражение в зеркале ванной комнаты.

Моя сестренка Рей говорила, что прическа и макияж могут преобразить любую женщину, превратив ее из страшной в поистине пугающую. И на меня смотрела девица не то что пугающего – ужасающего вида. Да неупокоенные жальщики с погоста приняли бы меня за свою и даже не усомнились.

То, что белочка назвала на моей голове уютным гнездышком, лично в меня вселяло страх и ужас. Колтуны, пряди, которые умудрились меж собой завязаться чуть ли не морскими узлами, черные волосы личины, ставшие серыми, – это все было проще обрить налысо, чем расчесать.

Рука сама потянулась к гребню. Я решительно дернула и тут же взвыла: новая прическа стояла насмерть. Еще и украсила себя несколькими сломанными зубьями, ныне воинственно торчавшими из моих лохм.

Но я была упорной, терпеливой и злой. Последнее, судя по всему, послужило решающим фактором, что я спустя удар колокола, дюжину заклинаний и булылёк репейного масла, обнаружившийся в ванной, с зубовным скрежетом все же разодрала колтун на своей голове. И даже заплела две тугие косицы, которые теперь при каждом шаге били меня по спине.

А вот когда я вернулась в спальню, то увидела, что на кровати лежит уже не остроконечная шляпа с платьем, а штаны, рубашка, широкий пояс. Но главное – это стоявшие на полу сапоги. Замшевые, с невысоким устойчивым каблуком. В таких и догонять, и удирать – одно удовольствие. Но догонять – все же чуточку радостнее.

Но не успела я проверить, а затем ещё раз перепроверить новое облачение на яды, проклятия и просто острые булавки в самых неожиданных местах (мало ли!) и надеть его, как в окно постучал клювом ворон.

Да что же это такое! Честной девушке уже и прилечь нельзя! Хоть бери и вешай на дверь и на окно таблички для всяких убийц и почтальонов: «Устала, если не хотите быть упокоенными – до утра не беспокоить».

Но птица, несмотря на мой мрачный вид, продолжала упорно долбить клювом в стекло. Настырная! Пришлось впустить и ее, и морозный ветер, залетевший в спальню вместе с поcыльным.

Ворон сел на изголовье кровати, всем свои наглым видом показывая, что он собирается здесь остаться надолго,и лишь потом соизволил выпустить из клюва послание. О том, что оно было не от моих рoдных, говорил минимум внешний вид вестника. Ну и еще куча темных печатей, как сургучных, c oттиском черного пламени,так и магических.

Вот только когда я его распечатала,то увидела перед собой почти пустой лист, на котором было написано всего нeсколько строк.

«Моя супруга, дела в столице задержат меня еще на один день. Прикладываю к письму свои руку и магию, ваш супруг Дроккриан Стоун».

Послание меня, мягко говоря, озадачилo. Словно это было предупреждение. Но какое? Что, мракобесы раздери, можно было понять из этого вежливого набора слов? И зачем его было вообще посылать, если Дрок и так предупредил, что вернется лишь через пару дней?

Я вертела буквы, пытаясь переставить их, поменять порядок в предложении. Но ничего не выходило. И когда я уже отчаялась биться над этой головоломкой темного, лист случайно коснулся моего запястья. Того, на котором красовался брачный браслет. И тут же бумага вспыхнула, словно начала напитываться огнем. И стали прорастать строки, написанные симпатическими чернилами. А это уже само по себе настораживало. Значит, Дрок опасался, что письмо могут перехватить.

На этот раз почерк был не размашистым, а лаконичным и острым.

«Ди, прошу тебя, будь предельно осторожна. У нас было слишком мало времени, и я не успел предупредить тебя, чтобы ты не полагалась полностью на защиту браслета от Эйты. Он может упредить лишь явную угрозу, которая грозит оборвать твою жизнь: яд в сосуде, острие в темноте, прямой магический удар… Но браслет бессилен, если госпожа Безумия захочет навести на тебя морок…»

Я, прочтя эти строки, мысленно к фантомным видениям добавила и зазеркалье. Судя по всему, ловушка из стен замка была рассчитана как раз на то, что мы попадем в отраженный мир. Он ведь не смертелен для мага. Неприятен до печеночных колик, но не смертелен.

Из этого выходило, что мой убийца хорошо осведомлен о бреши в защите браслета. Что ещё раз пoдтверждало: это кто-то из Стоунов. Навряд ли слуги знали такие тонкости о родовых украшениях.

А браслет на моем запястье был именно таким. От него буквально веяло древностью и силой.

Я вернулась к огненным строкам.

«…На этoм я должен был бы закончить свое письмо, но воспоминания о том, как мы расстались, не дают мне этого сделать. Ди, я думаю о тебе. Сегодняшним вечером, когда солнце садилось в ржавчину заката, ты, огненная ведьма, засела в моей голове, поселилась там и никак не хочешь уходить оттуда с этой своей безумной идеей – сыграть с Эйтой в игры разума.

Я вижу тебя отчетливо: с пепельными волосами в огне и в том проклятом белом саване, в котором ты стояла на крыльце ратуши…»

Я читала и невольно улыбалась. Глупо, по–идиотски. И казалось, что даже свечи в комнате засветили ярче, жарче полыхнул огонь в камине, а темная ночь за окном вот-вот разродится первыми лучами рассвета. А все оттого, что Дрок вспоминал мои волосы. Мои. Светлые. Меня. Не личину волоокой брюнетки Лорелеи. И выходило, что целовал он тогда в холле тоже меня.

И сейчас я понимала, почему Дрок предпочел написать это послание симпатическими чернилами. Оно было очень личным. И обращенным именно ко мне. Не к жене Хозяина Бурь, а к светлой чародейке.

«Ди, я – темный. По рождению, велению души и образу мыслей. А мы,темные, смотрим на мир широкo открытыми глазами, живем жадно, словно через дюжину ударов сердца умрем. Стараемся увидеть весь мир, провалиться на самые глубины Бездны. Мы отчаянно влюблены в каждое мгновение, потому что точно знаем: следующего может и не случиться. Мы не даем гарантий, не ищем покоя – потому что таких бестий не водится в Темной империи. Мы верим только себе и только в себя. Мы сильны, пока равнодушны.

В отличие от вас, светлых, мы ловим мгновения удовольствия тела, не ища глубины чувств, не клянясь в верности и любви. Мы слишком разные во всем, Ди. Поэтому я не хочу тебя ранить. Ранить небрежной нежностью на хoду. Не хочу подарить тебе призрак надежды, чтобы после, сжав ладонями виски,ты жмурилась от тоски и боли. Я хочу, чтобы ты просто была счастлива. Была живой, непредсказуемая огненная ведьма…