прикрыв глаза и откровенно наслаждаясь массажем, спросила я. — Обычно от тебя доброго слова не дождёшься.

— Ты стараешься. Тебе тяжело, но ты продолжаешь заниматься. Упорство и прилежание достойны всяческого одобрения и поощрения.

То, каким безэмоциональным тоном это было сказано, вызвало у меня усмешку: всё-таки Васт был неисправим. Вроде вот только-только становится нормальным человеком, начинает демонстрировать какие-то эмоции, а затем — бац! — и снова робот. Впрочем, тем ценнее эти мимолётные проблески человечности.

Размяв мои многострадальные плечи, чатьен аккуратно взял мою ладонь и принялся осторожно освобождать кисть из плена сведённых судорогой пальцев.

— Иногда мне кажется, что ты через эти уроки просто издеваешься надо мной, — тихо заметила я, шумно вздохнув от тянущей боли, медленно распространяющейся от пальцев вверх по руке. — Этакая своеобразная месть за моё отвратительное поведение.

— Нет, — чуткие пальцы чатьена бережно массировали мышцы кисти. — Мне нет нужды тебе за что-либо мстить. — Выдержав небольшую паузу, словно будучи не уверенным в том, что собирается сказать, Васт добавил: — Твоё поведение не отвратительно.

Я не смогла сдержать самодовольной улыбки.

— А какое оно тогда? — после длительного молчания меня буквально прорвало. — Несносное? Назойливое? Возмутительное?

— Непоследовательное.

Такого ответа я точно не ожидала.

— Почему непоследовательное?

Чатьену, наконец, удалось разжать мои пальцы и отложить кисть на специальную подставку рядом с бутыльком с чернилами.

— Порой ты серьёзна и собрана, как и подобает Сиреневой госпоже поместья Лундун. Но время от времени ты ведёшь себя… — Васт замолчал, явно подбирая правильное слово, — как Ришан.

Я коротко рассмеялась на это сравнение.

— То есть, иногда я веду себя по-детски, — перевела я слова чатьена на человеческий язык. — Васт, я тебя удивлю, но подобное поведение абсолютно нормально для любого ребёнка, кроме тех, что воспитываются на твоей обожаемой горе.

В дверь, отделяющую гостиную от холла, деликатно постучали, прерывая нашу небольшую перепалку.

— Войдите, — придав лицу нейтральное выражение, откликнулась я.

Дверь открылась, и в комнату вошла Чала.

— Время обеда подходит, — привычно опустив глаза в пол в присутствии чатьена, сообщила она.

— Мы уже закончили, — Васт выпустил мою ладонь и выпрямился, отступая от меня на социально приемлемое расстояние.

Чала поклонилась ему и отошла в сторону, освобождая проход, тем самым безмолвно — и довольно грубо, — указывая Васту на дверь.

— Завтра я жду вас в лине, госпожа, — повернувшись ко мне, обронил чатьен. — Сразу после завтрака.

— Да, чатьен Васт. Я приду.

Чала проводила Васта до выхода, а затем вернулась ко мне. На бледном лице девушки отражалось недовольство вперемешку с беспокойством.

— Вы сегодня очень долго занимались, — заметила она. — Чатьену стоит быть более внимательным и снисходительным к вам.

— Всё хорошо, — заверила я её. — Если бы меня не устраивали методы обучения чатьена, я бы сказала об этом бэкхрану.

Чала наградила меня скептическим взглядом — похоже, веры в моё благоразумие у неё не было. Зато за эти два месяца девушка окончательно расслабилась и в моём присутствии вела себя совершенно непринуждённо, выходя за рамки отношений «слуга-хозяин» и приближаясь к столь желанной для меня дружбе.

Я откинулась на спинку стула, позволяя себе краткую передышку перед очередным выходом в свет: мне предстояло присутствовать в трапезной на общем обеде для всех здешних обитателей.

Как выяснилось буквально на второй день моего ученичества у чатьена, поместье Лундун не ограничивалось садом и окружающим его десятком строений. Оно простиралось на много километров и по размеру скорее соответствовало стране вроде Франции или Германии и включало в себя множество мелких поселений. Территория, на которой проживали вихо и семья бэкхрана, называлась зейхан, и являлась частью Краца — столицы поместья Лундун. Также в Краце располагалось общежитие учеников (телеб), «военный городок» (гат), в котором жила стража со своими семьями, трапезная, кухня, дома прислуги (серт), тренировочное поле, конюшни и оружейная. Сам Крац окружала высокая крепостная стена со смотровыми башнями и массивными металлическими двустворчатыми воротами и откидным мостом.

— Сегодня вечером мы ждём на ужин Красного господина?

— Возможно, — уклончиво ответила я. — Узнаем за обедом. У него могут быть какие-то другие планы.

За минувшие два месяца нам с Ришаном удалось стабилизировать магическую связь: мы всё ещё могли ощущать самые яркие эмоции друг друга и наверняка почувствовали бы, если бы одному из нас угрожала опасность (к счастью, шанса выяснить это эмпирическим путём пока не представилось), однако физические повреждения на двоих мы больше не делили. Учитывая, что Ришан ежедневно увлечённо занимался тренировками на мечах, последнее меня несказанно радовало — получать за него тумаки совершенно не хотелось.

Немного передохнув, я направилась на второй этаж, в спальню, чтобы переодеться к обеду. Чала привычно последовала за мной, точно нитка за иголкой.

— Утром, когда вы были в мэне, приходил вихо Нанзу, — помогая мне расшнуровать цэхинь, сообщила Чала.

— Чего он хотел?

— Приглашал вас завтра составить компанию им с Красным господином во время прогулки за город. Господину предстоит заняться изучением ориентирования на местности.

— Обсудим это вечером с Ришаном, — я позволила служанке снять с себя верхнее платье, оставшись только в нательном белье и фурди.

За эти два месяца мои отношения с Нанзу не улучшились ни на йоту, перейдя в этакое состояние холодной войны. Каждый раз, оказываясь рядом со мной, вихо не отказывал себе в удовольствии позлить меня, ввернув парочку двусмысленных фраз. Я, естественно, за словом в карман не лезла, и отвечала ему, хоть и максимально вежливо, но чрезмерно дерзко (во всяком случае, так мне сказал чатьен, ставший однажды невольным свидетелем подобной беседы). Впрочем, до членовредительства ни он, ни я пока не опускались, так что я не особо переживала на этот счёт — невозможно нравиться абсолютно всем. Тэят, Эльзир и Ришан были на моей стороне, остальные вихо не разделяли подозрений Нанзу, так что он мог запихнуть своё недовольство куда подальше.

Чала вытащила из шкафа очередной сиреневый цэхинь из более плотной ткани, чем тот, в котором я провела всё утро, с двойными рукавами и широкими манжетами, расшитыми золотистой нитью.

— Пояс или нагрудник? — спросила она, повернувшись ко мне вполоборота, держа в руках названные предметы гардероба.

— Нагрудник, — после короткой заминки ответила я. — И переплети, будь добра, мне волосы.

— Разумеется, Шиануся.

Я аккуратно продела руки в рукава цэхиня, а Чала помогла мне справиться с мелкими завязками по боковому шву, после чего прикрепила к груди и спине тяжёлые металлические пластины, стянув их атласной лентой. Здешний нагрудник был чем-то средним между корсетом и бронелифчиком из компьютерных игр, однако он неплохо помогал держать спину прямо, поэтому, несмотря на изрядный вес и чрезмерную на мой взгляд