Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Бедняга Рокхерст, – продолжая смеяться, выдавила тетка, – И как это случилось?
– Прошлой ночью на балу у Терлоу она приперла меня к стенке и не выпустила, пока я не пообещал, что сыграю Просперо.
Его тетка считалась одной из самых грозных дам в обществе, но ничто не могло сравниться со страхом, поражавшим сердца всех и каждого при известии, что леди Уолбрук набирает актеров для одной из своих возобновленных постановок шекспировских пьес.
– Но я не собираюсь выходить на сцену, – сообщил граф тетке, отчего та рассмеялась еще громче.
– Рокхерст, ты слишком редко бываешь в обществе. И если согласился выполнить требование леди Уолбрук, ничто, кроме разве преждевременной смерти, не сможет спасти тебя от твоей участи.
Она оглядела его, словно представляя в костюме Просперо, и снова принялась хихикать.
– Не смейтесь так громко, дорогая тетушка, иначе я скажу леди Уолбрук, что вы недовольны своей игрой в «Отелло» и хотите получить новую роль. Скажем, Гамлета?
Тут леди Ратледж сразу стало не до смеха.
– Ты не осмелишься!
– Хотите пари?
Леди Уолбрук была уже совсем близко, и Рокхерст вдруг сообразил, что она тащит за собой одну из своих дочерей. Ту, которая дружила с мисс Уилмонт и его кузиной Мэри. Девчонку, по которой вздыхал Хастингс.
– Как, черт побери, зовут ее дочь? – спросил Рокхерст у тетки.
Леди Ратледж даже не взглянула на девушку.
– Леди Гермиона.
– Вы уверены?
– Разумеется. Весь сезон носит самый что ни на есть омерзительный оттенок оранжевого. Понятия не имею, почему она так к нему пристрастна. Цвет просто жуткий, но кто знает, что в голове у этих Марлоу! Безумцы. Все до единого.
– Хочешь предостеречь меня от увлечения леди Гермионой? – улыбнулся Рокхерст.
– К чему? Девчонка почти помолвлена с лордом Хастингсом.
– Какая удача! – воскликнула леди Уолбрук, прибывшая в шелесте лент и шорохе перьев. – Лорд Рокхерст… или, лучше сказать, мой дорогой лорд Просперо!
– Да… э… видите ли, леди Уолбрук… насчет этой постановки… боюсь, что…
– У вас нет необходимого опыта? – докончила она за него.
– Именно! – обрадовался граф.
– Ну конечно, – согласилась графиня. – Поэтому вам придется посещать репетиции, назначенные на следующие вторник и четверг. Днем, естественно. Будут поданы прохладительные напитки и легкие закуски. – Она потрепала графа по руке. – Не стоит бояться, милорд. После премьеры вы будете так же знамениты, как наш великий актер Кембл.
– Лично я считаю, что вы сделали прекрасный выбор, – добавила леди Ратледж.
Poкхерст послал в ее сторону уничтожающий взгляд, но, похоже, даже угроза получить новую роль не остановила тетушку.
– И познакомьтесь с Калибаном, – продолжала леди Уолбрук, широким жестом указывая на дочь, которая до этой минуты робко пряталась за матерью. – Моя дражайшая дочь, леди Гермиона.
– Калибан? – удивился Рокхерст, оглядывая Гермиону и чувствуя нечто вроде жалости к бедной девочке: очевидно, она чувствовала себя неловко в столь блестящем обществе.
– Э… да, – пролепетала она и закашлялась. Несчастная была так сконфужена, что даже не могла смотреть ему в глаза.
Но спасение было близко. Беда в том, что леди Гермионе, кажется, не слишком нравился спаситель.
– Леди Гермиона! – воскликнул лорд Хастингс, подходя к ним и беря девушку за руку: – Вот и вы! Я был вне себя от беспокойства, узнав, что вы нездоровы!
Девушка вымученно улыбнулась и пробормотала какую-то банальную любезность.
Лорд Хастингс поклонился матронам.
– Леди Уолбрук, позвольте мне пройтись с вашей дочерью по саду? Думаю, свежий воздух снова окрасит румянцем ее щеки.
– Как вы любезны, – выговорила леди Уолбрук, не слишком довольная тем, что ее дочь уводят. – Разумеется, идите. Но вы должны привести ее как можно скорее, потому что Минни и лорд Рокхерст должны ближе познакомиться перед репетициями моей новой постановки «Бури».
– Как! Вы снова набираете актеров! Для меня было бы огромной честью играть самую маленькую роль или хотя бы видеть леди Гермиону в роли Корделии!
– Корделия – это «Король Лир», – поправила леди Гермиона.
– О да! Как вы правы! – воскликнул лорд Хастингс. – Но какую бы мантию ни накинули, все равно будете сиять яркой звездой!
– Боюсь, барон, все роли уже разобраны, – сообщила леди Уолбрук. – Возможно, в будущем году. В этом же нашим ведущим актером станет лорд Рокхерст. – Леди одарила графа сияющей улыбкой и ловко вытолкнула вперед леди Гермиону.
Рокхерст мгновенно понял смысл происходящего. Тетушка Ратледж права. Леди Уолбрук пытается навязать ему свою бесцветную дочь.
Граф побледнел от ужаса.
И вспомнил предостережение Мэри в ночь бала в «Олмаке»: «Ты понятия не имеешь, что наделал…»
И теперь, когда леди Уолбрук надвигалась на него, подобно Испанской армаде, он ясно понял, что имела в виду кузина.
Однако усмотрел способ отделаться от назойливой особы.
– Возможно, вот он, ваш истинный Просперо, леди Уолбрук, – поспешно заметил Рокхерст, показывая на лорда Хастингса, явно готового принести себя в жертву.
Молодой барон залился краской и, просияв, объявил:
– Я не смею надеяться на столь великую честь, дражайшая графиня. И хотя от природы не наделен артистической натурой, все же уверен, что сумею сыграть Просперо.
Леди Уолбрук недовольно поджала губы:
– Лорд Хастингс, этому не суждено быть! Но если вы так настаиваете, может, вы согласитесь стать нашим Фердинандом – светом сердца Миранды? Я думала взять на эту роль своего сына Гриффина, но последнее время он кажется мне крайне ненадежным.
Хастингс восторженно уставился на леди Гермиону, лицо которой отчего-то приобрело оттенок ее платья.
– Да, из вас выйдет превосходный Фердинанд, – постановила леди Уолбрук, задумчиво похлопав веером по губам.
Барон поклонился и принялся бормотать какую-то бессмыслицу насчет давней мечты выйти на сцену, однако леди Гермиона почти волоком потащила его прочь.
Будь Рокхерст более наблюдателен, заметил бы, как она украдкой бросила на него взгляд. В зеленых глазах светилась отчаянная любовь к человеку, который так ее и не узнал.
Но он лишь поклонился дамам и, извинившись, растаял в толпе, в поисках коварной плутовки в практичных туфлях.
– Лавиния, дорогая, что с тобой случилось прошлой ночью? – выпалила мисс Пейшнс Дьюмон, подходя к подруге. – Перпетуа слышала, как леди Ратледж рассказывала леди Боксли, что она считает, будто ты могла… ну… – Она понизила голос до громкого шепота. – Могла слишком много выпить.