Прозвучало это так, что даже Калин поверил: свяжет ворону крылья и будет смотреть.

Мальчик повернул голову в сторону говорившего. Перед ним стоял мужчина из его видений, и голос был тот самый, низкий, простуженный и хриплый. Стало как-то не по себе, неуютно, что ли, и очень неловко. От ощущения исходящей от этого человека силы у мальчишки по спине пробежали мурашки. Судорожно сглотнув, он выдавил:

– Здрасьте…

– Здравствуй, здравствуй… Здоров же ты спать, парень, семь дней кряду. Я уже подумал, ежели не проснешься сегодня, сам тебя будить стану.

– Нет, не надо, я, кажется, уже проснулся.

– Угу, вижу. Молодца. Пошли в хату, а то ногу натопчешь, и все мое лечение мрякулу твоему под хвост пойдет. А ты, – посмотрел он строго на Полкана, – отпусти бронекрыса сейчас же.

Котомыш во время беседы людей стоял на одном месте с зажатым в пасти животным и внимательно слушал их разговор, не обращая внимания на барахтающегося в зубах зверька. После приказа грозного человека челюсти мрякула сами разомкнулись, и Полкаша буквально выплюнул несчастного бронекрыса на землю.

К великому изумлению мальчика тот не рванул сейчас же наутек, как следовало ожидать, а уселся на месте, где шлепнулся, и принялся поправлять зубами и лапками сбившиеся чешуйки своей брони, при этом раздраженно фыркая и тихонько попискивая от процедуры.

Калин приподнял брови, глядя на такое странное, безрассудное и даже, в какой-то мере, наглое поведение бронекрыса.

– Его же чуть не сожрали только что, почему же он не убегает? – спросил Калин все с тем же дурацким выражением на лице.

Мужчина усмехнулся, пожав плечами:

– Вот и я думаю, зачем это он приходит каждый день и дразнит птицу? Наверное, мазохист.

– А разве они его не съесть пытались?

– Нет, это уже давнишняя забава Гамлета – изловить бронекрыса и довести до истерики. Нравятся ему звуки эти, видите ли, вот и мучает, чтобы тот пищал бесконечно. А как наиграется, выпускает. Ну, ты проходи, не стой на пороге, иди вон, присядь, пока я поесть сготовлю.

Калин дохромал до лавки, неспешно сел.

– Давайте, я картофлю почищу, – предложил он после недолгого молчания, наблюдая за спорой работой мужчины.

– Держи, – не стал тот отказываться от предложенной помощи, тут же поставил перед мальчиком наполненный туес из бересты и глиняную объемную миску.

– А нож? – спросил Калин.

– На, – протянул ему хозяин самодельный, грубо сработанный небольшой ножик. – В твои годы каждый приличный мальчишка имеет свой «скребок». Пальцы не порежь только.

Калину стало немного обидно. Нож-то у него был и отличный, да только, видимо, на острове остался вместе со всеми вещами, потому как походного мешка своего он так и не нашел, а вот кукри картофлю чистить, значит, оскорбить боевое оружие. Не для того оно создано. Покрутил он самоделку в руках, скривился, но промолчал. Да и вообще, все тут было каким-то неопрятным, неухоженным, без любви, хоть и сделано добротно, но выглядело мрачно, сурово. Посмотришь на дом и не ошибешься, сказав, что место это в болотах, и никак иначе. В доме у Калина каждая ложка носила затейливую резьбу, узор в виде птички или цветочка какого-нибудь. А про ножи да прихваты и вовсе говорить-то не стоило – произведения искусства настоящие, хоть, прямо на выставку, красота… Но у этого хозяина все строго и скромно, да и сам он был угрюм, не особо разговорчив. Так и приготовили обед в полном молчании, поели тоже без слов.

– Спасибо, – поблагодарил Калин за еду. – Давно так вкусно не ел.

Мужчина, глянув на мальчишку одним глазом, скептически усмехнулся. Парень ему нравился. Спокойный, вдумчивый, не болтлив и не ленив, не задает лишних вопросов и, взяв в руки тупой ножик, не попросил другой, а молча наточил этот. Молодец.

– Откуда же ты такой, в стряпне не искушенный, взялся в наших местах гиблых? – глядя из-под густых бровей и продолжая доедать обед, поинтересовался мужчина. – Вот до сих пор удивляюсь, как вообще дойти-то умудрился и не утоп по пути. Места-то непроходимые, если тропки узенькой не знать, а ты, верно, знал проход? Не так ли? – продолжая жевать, уставился на ребенка, с любопытством разглядывая его лицо. – Интересный ты фрукт, малой, вот и Гамлет всполошенный примчался да давай панику тут разводить, с охоты меня сорвал, повел черт-те куда… Зачем, спрашивается? Не помню я за ним раньше подобного поведения.

Мальчик хотел сказать, что ему легко с живностью общий язык находить потому, как чувства их улавливает. Мурайка научила. Но вспомнив строгий наказ отца с дедом да страхи Митька, сразу же прикусил себе язык. Хороший человек или плохой, а мутантов тут все на дух не переносят, потому что боятся гнева Богов, и если ты не такой, как все, то, значит, проклят. Калин вздохнул, потупил взгляд, уткнувшись им в пошарпанную, грубо выскобленную столешницу.

– Ну, чего молчишь? Сказывай, как пройти умудрился и какого лешего тебе в этих Богами забытых местах понадобилось?

– Взора меня привела в болота. Ведунья наша, – начал мальчик свой длинный рассказ.

Он поведал и про воинов имперских, которые сестер его и друга увели насильно, тем самым законы нарушив, и про смерть деда, и о желании мстить, и про видения, бабке приходящие, что она воина в болотах узрела и сказывала, что Боги желают встречи этой. Вот он и пришел.

– А бабка, в таком случае, куда подевалась? Утопла, что ли?

– Нет, она обратно в деревню ушла. Сказала, что привиделась ей беда какая-то жуткая, и что предупредить срочно о том надобно всех, в особенности врачевательницу нашу.

– Хм… Боги, значит… Ну, встретились мы. И что дальше?

– Не знаю, – пожал Калин тощими, еще больше похудевшими за дни болезни плечами.

Рубаха на нем теперь висела, словно на колу, косточки остро выпирали, вычерчиваясь на ткани, щеки впали, и под глазами залегли темные овалы, а подбородок стал острым, хоть дыры в холсте коли не хуже, чем носом деревянным.

– Ну, оклемаешься немного, да так уж и быть, провожу тебя до леса, а там, уж извини, малой, сам до дому потопаешь. Я в тех краях не ходок. Не люблю людей, – последнюю фразу хозяин жилища буркнул еле слышно, уже больше себе, чем мальчишке, сгребая пустую посуду со стола. – Ты, это, отдыхай, давай. Ногу береги, а я дела свои пойду доделаю. Угу.

И вышел, а Калин так и остался сидеть за сиротливо пустующим столом со следами недавней трапезы. На душе сразу стало тоскливо и очень обидно.

– Неужели все зря было?

* * *

Прошла зима, да и большая часть весны пролетела незаметно, и солнце припекало уже почти по-летнему. Птицы щебетали на разные голоса, пением своим встречая новый день. Калин, зачерпнув из ручья два ведра воды, нес их на вытянутых руках, хотя, до дому было не менее пятидесяти метров. Так он забавлялся каждое утро уже вторую неделю к ряду. Если бы ему кто-то еще полгода назад сказал, что он с такой вот легкостью сможет проделать подобный трюк, то Калин бы точно рассмеялся этому человеку в лицо. Но теперь руки его стали похожи на руки Борга – такие же жилистые, подобные скрученному канату. Натаскав воды, мальчик принялся колоть дрова – тоже своего рода развлечение. С недавних пор он не рассматривал это как работу – легкая разминка перед тренировками.