Доминик Юн

…то вам поможет «Архетип». Все, что нужно сделать – измерить стопы с помощью патентованной системы формования и отправить эти параметры. «Архетип» создаст стельки из пены с эффектом памяти, идеально подогнанные под ваши ноги. Их можно вставлять в любую обувь.

Шай Голдстайн

Я вставила их в свои ботинки седьмого размера, и разница была колоссальная.

Доминик Юн

А я – в ботинки тринадцатого размера.

Шай Голдстайн

И все мы знаем, что говорят о парнях с большими ногами…

Доминик Юн

Что они должны попробовать «Архетип»!

Шай Голдстайн

Прямо сейчас «Архетип» предлагает специальную скидку для наших слушателей! Для получения 15 %-й скидки при оформлении заказа введите код ЭКСПРОСВЕТ на сайте archetypesupport.us. Еще раз: код Э – К-С-П-Р-О-С-В-Е-Т для 15 %-й скидки при оформлении заказа.

На следующее утро, когда я захожу в лифт, чтобы подняться на раннюю встречу с Кентом, Доминик окликает меня с просьбой подержать дверь. Он бежит с парковки в брюках хаки и небесно-голубой рубашке, прихватив с собой термос с логотипом ТОР.

Мне приходится собрать волю в кулак, чтобы не ударить по кнопке «ЗАКРЫТЬ ДВЕРЬ».

– Спасибо, – говорит он, когда лифт заключает нас в ловушку.

Я выдавливаю слабую улыбку и как можно незаметнее отодвигаюсь от него. Дистанция и профессионализм. Единственный способ побороть неудобное влечение, появившееся во мне. Его волосы влажные от душа, он пахнет чем-то свежим и чистым с ноткой пряности. Может быть, лосьон после бритья?

– Ну как, вы с Рути вчера повеселились? – спрашивает он, отпивая кофе.

– Угу, – обращаюсь я к полу. Мне не стоит смотреть на подпрыгивание его кадыка при глотании.

– И долго вы сидели?

– Где-то до восьми.

Он поднимает брови. Всякий раз, когда я прячу взгляд, он снова его перехватывает.

– Ты что, избегаешь меня?

– Нет.

– Что-то не так, – говорит он, пересекая невидимую линию, которую я начертила по центру лифта. Я инстинктивно вжимаюсь в мягкую стену. К счастью, он останавливается где-то в тридцати сантиметрах от меня и наклоняется, чтобы изучить мое лицо глубокими темными глазами. В моем предательском воображении он прижимает меня к стене, ударяет по кнопке аварийной остановки. Наклоняется, чтобы прижаться губами к моей шее. – Что происходит?

– Ничего.

– Если дело в том, что случилось в понедельник… – Он обрывает фразу и заливается краской, немного отходя от меня.

Я впервые вижу, как он краснеет, и из-за этого мне хочется прикрыть руками собственное лицо.

– Нет-нет-нет. – Я впиваюсь в сумку. – Нет. Мы выпили. Мы просто были…

– … очень пьяными, – подхватывает он, быстро кивая головой. – Обычно я не… То есть это…

– Не нужно ничего объяснять, – говорю я, хотя все, чего я хочу – это детального объяснения с сопровождением презентации «Пауэрпойнт». Я протягиваю руку, чтобы коснуться его запястья кончиком пальца – сделать успокаивающий жест, – но в ту секунду, когда дотрагиваюсь до него, понимаю, что это ужасно опрометчивое решение. Я вышла из-под контроля, меня нужно остановить. Мне стоило быть умнее, но этот парень просто долбаный магнит. Одного лишь прикосновения достаточно, чтобы у меня вспыхнули щеки – и не только. Мотылек, познакомься с пламенем. Покажи пламени средний палец.

– Хорошо. – Он выдыхает, а его плечи опускаются как минимум на пару сантиметров. Теперь он безо всякой вины может встречаться с той, кого упомянул в эфире. – Но если…

– Доминик. Я в порядке. Все чудненько, – говорю я. – Нет причин для беспокойства.

– Никогда еще не слышал, чтобы ты использовала слово «чудненько».

– Так отвези меня в больницу. Вдруг это смертельно.

Краешек его рта дергается.

– Я со всем разберусь, – говорит он.

Сигнал оповещает нас о том, что мы доехали до пятого этажа. Нужно пожаловаться техобслуживанию на то, как медленно работает лифт в последнее время. С ним, наверное, что-то не так.

* * *

– Всегда такое чувство, будто я в кабинете директора, – шепчет Доминик, пока мы ждем, когда Кент заварит себе чай. (Какой-то мудреный процесс из пяти шагов. Однажды он объяснил мне его, но я тут же забыла.)

Я переключаю внимание на саму встречу. Нас ожидает куда более худшее наказание, чем задержка после уроков.

Кент входит со своей кружкой, как всегда улыбаясь, но немного натянуто.

– Что ж. Думаю, вы понимаете, почему вы здесь.

– Мы попытались избавиться от него как можно быстрее. – Странно, что Доминик говорит «мы», в то время как я почти все время молчала. – Мы приближались в концу эфира, и я не знал, как еще потянуть время, так что… – Он запинается, неуверенно пожимая плечами. – Может быть, вырежем этот фрагмент из подкаста?

– Факт в том, что многие уже это слышали, – говорит Кент. – Если мы вырежем фрагмент, то всем будет казаться, что мы что-то прячем. Нам нужно отнестись к этому серьезно, минимизировать ущерб. Теперь, когда люди услышали это, они будут следить за вами еще более пристально.

Доминик проводит рукой по лицу.

– Ну что ж… пиздец, – говорит он, и если бы я так не боялась того, что сейчас может произойти, то посмеялась бы над тем, что он произнес это слово перед нашим боссом во время чрезвычайно серьезной встречи.

– Не то слово. – Кент дует на свою кружку. – Если еще больше людей к этому прицепятся, если они усомнятся в правдивости ваших отношений, то нас всех ждет большой-пребольшой пиздец. – Он вздыхает, а затем продолжает: – До меня дошли слухи. Пока не могу ничего обещать, но маячат большие перспективы.

Я резко придвигаюсь к краю стула.

– Насколько большие?

– ПодКон, – говорит Кент. Я пытаюсь сохранить невозмутимое лицо. – А еще возник интерес со стороны крупных спонсоров. Повторюсь, что пока ничего не могу обещать, но понимаете ли вы, насколько это важно для станции?

Я умираю от желания больше узнать о ПодКоне и о потенциальных спонсорах, но репутация передачи (или отсутствие таковой) – куда более насущная проблема.

– Мы ведь можем… сделать постановочные фото? – Я вздрагиваю, даже когда предлагаю это. Еще больше лжи. Все хорошее, что ассоциируется у меня с передачей, сопровождается комментариями разочарованного внутреннего голоса – иногда он принадлежит Амине, иногда – моему отцу.

Мне становится немного легче, когда Кент покачивает головой.

– Дело не в доказательствах, – говорит он. – Дело в том, как вы разговариваете друг с другом. Все слишком наигранно. Слишком постановочно. Я и сам иногда это слышу. И я понимаю, что в этом есть и моя вина. Ведь это я предложил вам сделать передачу, и ни у одного из вас не было опыта ведения прямого эфира. Но мы проверили отзывы слушателей – и, как оказалось, некоторым из них тоже кажется, что каждый выпуск течет слишком гладко. Лично меня волнует то, что вы как будто почти не знаете друг друга. Справедливости ради, вы действительно не знаете друг друга. Мы не выделили вам время на то, чтобы узнать друг друга получше – а не только придумать отношения и расставание.