– А по-моему, очень даже мягкие, – говорит он, и в этот момент я сдаюсь.

Он притягивает меня своей рукой, запущенной в волосы. Затем он наклоняется, и, прежде чем я успеваю осмыслить то, что происходит, его рот встречается с моим.

И я целую его в ответ.

Давление его губ уверенное, но пытливое – теплый сгусток в холодной весенней ночи. Не могу определиться, что мне делать со своими руками – пока что у меня сенсорная перегрузка. Его щетина приятно покалывает мой подбородок. Пальцы хватают пряди волос. Рокот сдерживаемого стона в его горле.

«Мы не должны этого делать», – кричит мне мой мозг.

Наверное, Доминик единственный, кто слышит этот вопль, потому что внезапно он отступает, оставив меня задыхающейся, ловящей воздух в темноте. Поцелуй длился не более трех секунд. Но на эти три секунды я лишилась костей и почувствовала себя невесомой.

У него на лице выражение трусливого ужаса.

– Черт. Черт. Прости. Я не должен был…

– Нет, это… – запинаюсь я, не совсем понимая, что собиралась сказать. Что все в порядке? Потому что все совсем не в порядке. Потому что я пытаюсь представить, каким бы был трезвый поцелуй, что бы произошло, открой я свой рот. Прижми он меня к входной двери. – Я тоже все еще довольно пьяна, так что…

– Блин, как же неловко, – говорит он, качая головой и потирая рукой лицо. На нем явно написано слово «ошибка». – Кажется, я пьянее, чем думал. Давай просто…

– Забудем? – Я издаю нечто, похожее на смех – звук гораздо более высокий, чем обычно. Я подношу кончики пальцев ко рту, как бы пытаясь запечатлеть воспоминание о его губах.

Его плечи опускаются. Облегчение – вот что это.

– Да, пожалуйста. Мне правда очень стыдно.

– Мне тоже, – приходится сказать мне, потому что он, видимо, не понял, что я поцеловала его в ответ. Может, он не почувствовал. Может, это к лучшему. Может, я должна уйти из «Экс-просвета». Эта мысль – такая же рациональная, как и другие, проносящиеся в моем мозгу. – Ну, тогда я… – Я киваю в сторону улицы, вскидывая большие пальцы в невыносимо дурацком жесте.

– Да. Хорошо. Спасибо. Еще раз. Скажи потом, сколько я тебе должен за напитки, «Лифт» и…

– Не парься.

– Хорошо. Как хочешь. – Он чешет локоть не в силах встретиться со мной взглядом. Минуту назад эта рука была в моих волосах. – Хочешь, чтобы я подождал, пока не приедет твой, э, водитель?

– Не! – чирикаю я в ответ. Я диснеевский персонаж. Анимированная птичка. – Все в порядке. Спасибо.

– Что ж, ладно, – говорит он и возится с ключами, пока наконец не вставляет их в замок. – До завтра?

Да, если к этому моменту я не брошусь в залив Пьюджет.

– Увидимся, – отвечаю я. Он закрывает дверь, а затем я оседаю на землю и клянусь больше ни за что на свете не прикасаться к алкоголю.

Встретиться с Аминой в среду – большое облегчение, пусть мне и приходится вновь приговорить свое бедное эго к очередному вечеру с вином и живописью. Предмет сегодняшнего «Залейся краской» – чаша с искусно скомпонованными безделушками: медальоном, зеркалом и одноглазой куклой с поникшей стрижкой. Явно многое повидала на своем веку.

– Где они достали эту долбаную куклу? – шиплю я Амине.

Та хмуро смотрит на свой холст, где суть куклы передана так, как это мало кому под силу.

– Понятия не имею, но, клянусь, ее единственный глаз меня преследует. – Она смотрит на мою версию. – Какого черта, Шай! Ты еще сильнее ее изуродовала!

– Прости. – Я шлепаю краску на холст. – Мое сознание сейчас в сотне разных мест.

– Понимаю. Из-за всех материалов, которые охрана природы прислала для подготовки к собеседованию, у меня на этой неделе почти не было времени сосредоточиться на работе.

Это случилось: Амина летит в Вирджинию на финальное собеседование.

Она рассказала мне об этом десять минут назад. Я все еще пытаюсь осмыслить.

Вино помогает мне, но в последнее время оно также ведет меня по несколько сомнительному пути, поэтому я не буду ему полностью доверять. Я внесла в свою клятву правки: раз уж я не могу положиться на себя по части правильных решений, то не буду пить только в присутствии Доминика.

На этой неделе мы придерживались своего плана – притворялись, что вечера понедельника никогда не было. Мы вежливы – может быть, слишком вежливы, избегая друг друга, как в прекрасно поставленном танце. Наши разговоры посвящены работе и только работе. Никаких посиделок в офисе, никакой болтовни о личной жизни. Его лицо такое же стоическое, каким было всегда. Я впервые с ужасом ожидаю завтрашнего эфира, а занятие живописью с Аминой отвлекает меня не так сильно, как хотелось.

Какая-то часть меня выдохнула с облегчением, потому что мы смогли просто оставить все позади, но другая часть – часть, которая с каждым днем становится все больше и больше, – не может перестать думать о поцелуе. Не могу выбросить из головы его глупую смазливую физиономию. Касание губами было таким коротким, что иногда мне кажется, что оно мне просто привиделось. Я даже не сказала Амине.

И дело не только в поцелуе. Дело в том, о чем мы говорили – в нашем общем одиночестве и в том, что мы, как мне казалось, выходили на новый уровень отношений. Ведь если поцелуя не было, то и всего остального – тоже. «Разве мы не друзья?» – спросил Доминик. Нет. Видимо, нет.

– Помочь тебе с собеседованием? – спрашиваю я у Амины, изгоняя Доминика в самый темный уголок сознания и привязывая его к стулу. Нет. Стоп. Так еще хуже.

Она качает головой.

– Ти Джей меня здорово выручает. – Затем, не поднимая взгляда от картины, она говорит: – Вчера вечером он сказал, что переедет вместе со мной, если я получу работу.

– О… о, вау. – Я пытаюсь осознать это. Если бы Ти Джей остался здесь, то у Амины было бы больше причин для визитов. Я не желаю признавать свой самый большой страх: что одна я – недостаточно веская причина. – Это классно, так ведь?

– И да, и нет, – говорит она. – Было бы проще решить, если бы они предложили мне работу, но выбор в любом случае будет непростой.

– Я буду приезжать к тебе в гости. Сможем заняться всякими типичными вирджинскими вещами…

– Ты ведь совсем ничего не знаешь о Вирджинии, правда?

– Она для любовников?[31]

– Предположительно. – Она отпивает вино. – По-прежнему притворяешься, что твой соведущий не симпатичный?

Мое лицо горит. «Ты ничего». Так он сказал в понедельник вечером. А потом сказал, что ему нравится, когда я распускаю волосы – очень нравится. К слову, последние два дня я собирала волосы в хвост.