Возможно, он куда больше похож на мать, чем я бы того хотела.

Сон приходит незаметно, прошлая бессонная ночь дает о себе знать. Просыпаюсь от крика. Это я кричу. Левую руку словно окунули в лаву и заставили меня её размешать. Замолкаю и утыкаюсь лицом в подушку. Вою так, что волк подхватывает песню и будит всех в районе пяти километров.

Слезы выступают на глазах. Сжимаюсь в комок и заставляю себя сесть. Рука трясется, тысячи раскаленных игл вонзаются в кожу. На лице выступает пот. Стараюсь растереть конечность, но от этого становится только больнее.

Дверь открывается, и на меня падает луч света из коридора. Мне даже не нужно смотреть, кто стоит в проёме, я чувствую его.

Волк спрыгивает с кровати и скалит зубы. Он защищает меня.

Закари садится передо мной на колени и хмурится.

– Рука?

Киваю.

– Как давно?

– С момента укусов. С пробуждения.

– Почему молчала?

Я не могу ответить, очередная волна боли накрывает меня, и я закусываю губу до крови. Зак поднимает меня на руки, волк продолжает скалиться.

– Всё хорошо, – говорю я им обоим.

Зак выносит меня из комнаты, волк следует за нами по пятам. Отправляемся в медицинский блок. А точнее именно в ту комнату, где я уже испытала счастье находиться.

Зак садит меня на кушетку и, со словами "я на минуту", исчезает. Волк обнюхивает всё вокруг.

– Лейзенберг будет не рад тебе, – говорю я между волнами боли.

Проходит больше минуты. Я в этом уверена. Боль уже постепенно стихает. Дверь открывается, входят Зак и явно только что поднятый с постели доктор.

– Что случилось? – спрашивает он у Зака.

Я вообще-то здесь, но старик, как всегда, предпочитает этого не замечать.

– У Алекс болит рука. Нужно, чтобы это прекратилось.

Доктор направляется ко мне, потуже запахивает больничный халат и осматривает руку.

Он задает мне множество вопросов, я отвечаю. Потом он ставит мне укол и отправляет спать. Высказывает своё недовольство присутствием волка в его святыне.

Поднявшись к себе на этаж, смотрю на часы. Два пятнадцать. Неудивительно, что док был мне не рад. Удивлюсь, если он вообще радуется.

Закари окликает меня, оборачиваюсь и встречаюсь с обеспокоенным взглядом.

Как он может быть таким разным? То он страшнее самого дьявола, то заботливее ангела.

– Всё нормально, – шепчу я.

Боль в руке и правда прошла.

– Ты теперь меня боишься? – неожиданно спрашивает Зак.

Нахожу его глаза и всматриваюсь в них. Не зная какую ложь сказать, произношу правду.

– Не знаю.

Всего два слова. Но они оседают между нами. Как бы я хотела оказаться в его голове и понять, что он сам испытывает.

Кто он есть на самом деле.

Закари кивает, протягивает мне руку ладонью вверх и ждёт.

Я полная идиотка.

Вкладываю свою руку в его ладонь, и он сжимает мои пальцы.

– Идём.

Одно слово, пронзительный взгляд, касание, и я уже следую за ним. Волк вьётся у моих ног, открываю дверь нашей с ним комнаты, он входит внутрь, поворачивается ко мне, шепчу ему: "Прости" и закрываю дверь.

По какой-то глупости иду в комнату Зака. Он укладывает меня на кровать. Ложится рядом и обнимает.

Я сумасшедшая.

Что со мной не так? Мозг определенно перестал работать, иначе я не могу объяснить, почему мне приятно беспокойство и объятия убийцы.

Глава девятнадцатая

– Кто такой Бенджен?

Вопрос растворяется в воздухе. Нео морщится, лежа на больничной кровати, но всё же отвечает.

– Тот, кто рассказал о нас опасному человеку. Предатель.

Так и думала, что видела этого человека на базе.

– Что за "опасный" человек?

Нео выглядит бледнее обычного, на голове до сих пор красуется перевязка из бинтов.

– Не думаю, что тебе следует об этом знать.

Я уже двадцать минут сижу в палате Нео. Он пришёл в себя в тот же день, когда на него напали. Сначала я думала, что это были зараженные, но, оказывается, я ошиблась.

– Это Гарсия? Он опасный человек?

Нео прищуривается.

– Откуда ты знаешь это имя?

– Четыре дня назад, когда Зак отправился за стену, я была с ним.

По рукам пробегают мурашки, и я ёжусь от воспоминаний. Кажется, мне никогда не забыть крика Бенжена.

– Вот как, – рассеянно произносит Нео и погружается в свои мысли. Проходят секунды, и он начинает говорить. – Да, опасный человек – это Гарсия. Если ты знаешь, в море, всего на расстоянии десяти километров от материка, есть остров. Когда-то он был полуостровом, но время внесло свои коррективы. На этом острове, у которого до прихода тумана даже не было названия, стоит тюрьма. Там не особо опасные заключенные. Есть парочка, но они были там на переправе. Случился туман. Многие заразились, но это послужило отличной возможностью для заключенных. Они совершили побег, и возглавил их переправный Гарсия. Он и по сей день руководит тюрьмой. Туда невозможно попасть, так как они неплохо охраняют побережье. У них есть оружие конвоиров и военных. Они защищены от посягательств зараженных километрами водной глади. Запаса еды достаточно, как и медикаментов. Гарсия – это наша ноющая зубная боль.

Заключенные? Я даже не знала, что здесь есть тюрьма.

– А как же те, кто там работал?

Нео переводит на меня взгляд карих глаз и смотрит твердо.

– Гарсия убил всех. Зараженных и работников, которые не обратились. Их тела по сей день, как трофеи, висят на стенах тюрьмы. В момент переворота он показал каждому заключенному на что способен, и его авторитет неприкосновенен.

– Сколько там человек?

– Сложно сказать. Может пара тысяч.

– За что Гарсию посадили за решетку?

– Не буду перечислять внушительный список его преступлений. Но скажу одно – его ждала смертная казнь. Туман спас его.

Нео говорит о Гарсия со злостью, которую даже его безэмоциональному панцирю скрыть не под силу.

– Что ему нужно от базы номер девять? – тихо спрашиваю я и наклоняюсь ближе к Нео.

– Женщины. И сама база. Бенжен сдал нас, рассказал о слабых и сильных местах. Если бы Гарсия удалось убить Закари, то вскоре предводитель заключенных проник бы на территорию базы. Со смертью Зака, мы бы лишились самого ценного ресурса.

От слов о гибели Закари становится дурно. Смотря на него, вообще сложно представить, что он смертный человек.

Я видела, как легко можно отнять жизнь. Я сама убила женщину в логове. Мы хрупкие, как стебли молодых цветов, но Зак кажется непобедимым.

– Понятно, – произношу я, чтобы заглушить тишину.

– Я не думаю, что ты понимаешь всю щекотливость ситуации. Если