Мать поднялась, подошла к Матвееву и прижала к себе его голову, словно он до сих пор – тот мальчик и его надо защитить.

– Я пришла домой и сказала отцу, что у нас теперь есть сын. На что он ответил: ну, сын так сын, хотя я думал, будет девочка. И мы спешно начали собирать необходимые документы, чтобы оформить хотя бы опеку – но тут пришло известие, что женщина, которая числилась твоей матерью, умерла в камере – цирроз печени. И мы усыновили тебя, отец обратился к знакомому на очень большой должности – единственный раз попросил для себя… Из больницы мы тебя забрали домой – пришлось выехать из общежития, снять квартиру и сделать комнату – игрушки принесли знакомые, надо же было, чтоб не очень новые, чтоб выглядели уже игранными. Ну и новых купили.

– И я поверил.

– Да, ты поверил. Может быть, оттого, что очень хотел верить. Потому что твоя жизнь до этого была очень страшной. Ты поверил, что тебе приснился кошмар, а на самом деле ты мальчик Максим Матвеев, наш сын, просто играл во дворе, залез на дерево и упал, вот и приснилось такое.

– Я помню… сны, да. Они долго приходили ко мне. Но я считал, что это просто сны, что этого всего не было…

– Да. Мы хотели, чтоб ты думал, что не было у тебя в жизни ничего страшного, потому что такое навсегда ломает, даже ребенка. Мы убедили тебя, что ты просто все забыл в результате падения, и ты поверил и все начал с чистого листа. В шесть лет это можно. А через год папа перевелся в Ленинград, его работу оценили, и мы переехали. И на новом месте никто не знал, что случилось, мы оборвали все связи. Нам дали квартиру – вот эту, но к тому времени у тебя уже были другие воспоминания, вполне обычные для ребенка твоих лет. И к семи годам ты бегло читал, считал – и постоянно рисовал. Вот так, сынок.

– Мамочка… мне так жаль!

– Чего тебе жаль, Максимка? Что заставил нас рассказать тебе? Мы с отцом не собирались. Мы не хотели, чтобы ты вспоминал, чтобы это омрачало твою жизнь. Но так уж сложилось. Ты нашел сестру, и я очень рада, что та маленькая девочка, о которой мне говорили, нашлась – я ведь не раз думала о ней, ужасаясь тому, что могла сделать с ребенком та женщина. А если все сложилось так, значит, и ладно. Мы бы хотели познакомиться с ней и ее сыном. Если она не против.

– Мам, да что ты, кто там против… Вы Нику не видели еще, это такая добрая душа, такая отрытая, нараспашку, и везде у нее друзья-приятели, и всем она помогает, а если с ней беда – от добровольных помощников отбоя нет, и… что смешного?

– Максим, ты себя сейчас описываешь, не находишь?

Родители смотрят на него, улыбаясь, и на Матвеева снисходит умиротворение – ничего не изменилось, его мир устоял.

– И вы не стали заводить собственных детей из-за меня?

– Нет, Максим, – мать грустно улыбнулась. – Когда мы с папой женились, он знал, что у нас не будет детей. Я не могла их иметь. Но мы любили друг друга, и папа сказал – ничего, усыновим. И вот у нас есть ты – наш сын, и какая разница, кто родил тебя на свет, ты родился, чтобы стать нашим мальчиком, нашим сыном!

– А та женщина… Не сохранились ее данные? Возможно, это как-то поможет расследовать то, что происходит сейчас, хотя я не уверен.

– Сейчас принесу документы, – отец удерживает мать на месте. – Сиди, Лида, я сам принесу.

В жестяной коробке из-под печенья – пожелтевшие от времени листки бумаги, сложенные вдвое и перетянутые резинкой.

– До последнего хранили – мало ли. А уговор был такой: как только одного из нас не станет, второй тут же уничтожит документы. Ну а теперь шпионские игры ни к чему. Вот, бумаги об усыновлении. Имя, данное приемными родителями – Максим. Мы решили, что надо поменять все. Ты отзывался на имя Сережа, и новое имя стало еще одним камнем, положенным нами в стену твоей уверенности, что весь кошмар – просто сон. Видишь, сынок, это тебе приснилось, и мальчик тот – не ты, ведь он Сережа, а ты – Максим. Конечно, ты поверил.

– А это…

– Это выписка из уголовного дела.

Матвеев развернул бумагу. История очень простая и обычная, и он понимает, что именно это все он видел когда-то и помнил, где-то глубоко – но помнил. Баркина Людмила Ивановна подозревается в убийстве Кравцова Василия Поликарповича… после совместного распития… драка… нанесла пострадавшему девять ударов кухонным ножом, предприняла попытку сокрытия преступления…

Он отложил бумаги и прикрыл глаза.

– Мне же снилось это, мам. Вот эта ночь, когда они дрались, она орала нечеловеческим голосом, потом рука с ножом, кровь… Мне это снилось всю жизнь! Но я думал, что это просто сон.

– Конечно, сон, Максим. Дзен учит нас: вся жизнь есть сон.

Отец посмеивается, глядя на сына, и Матвеев вдруг снова понимает, как сильно он любит родителей, как они нужны ему и как страшно от того, что рано или поздно он их потеряет.

«Еще не сейчас, Господи, прошу тебя, не сейчас! Не забирай их у меня, они нужны мне!»

– А давайте чай пить. – Матвеев-старший потянулся к чайнику. – Ты плюшек привез, так что давайте-ка чаю с плюшками. Ты надолго, Максим?

– Нет, пап, надо ехать… Димка там остался. Ника пока не так чтоб очень, а еще эта история странная с покушением… Мы ведь у нее все сидим не просто так. Александровск – город небольшой, и если что, там гораздо проще заметить вещи, которые в Питере не заметишь, просто потому, что не привык вглядываться в толпу.

– Самое страшное во всем этом не то, что ты узнал, а то, что произошло на том мосту, – мать снова прижимает к себе его голову. – Сынок, нужно в полицию обратиться, или я уж не знаю, куда… Но что-то же нужно делать!

– Мама, мы все сделаем. Вместе сделаем, правильно, а полиция нам только помешает. Хотя мой начальник службы безопасности работает с ними в контакте. Но пока мы сидим в Александровске, нельзя нам рассредоточивать силы, тем более что Нику бросить тоже никак.

– А ведь если бы не эта девочка, у нас бы не было уже сына, – мать вдруг всхлипнула, руки ее задрожали. – Коля, ты подумай только…

– Не надо, Лида, все обошлось.

– В этот раз обошлось – чудом, а в следующий?

– Надеюсь, мы все решим до того, мама. Не волнуйся. Единственное, о чем я прошу, – сейчас у вас будет постоянная охрана. Не надо возражать, пожалуйста. Мне так будет спокойнее. Да и вам легче – не таскать сумки из магазина. И по дому помогут, если что. Так надо, мама.

– Максим, но…

– Пожалуйста, мама. Ну я же сказал волшебное слово?

Это тоже был их диалог из детства. Это его воспоминания, собственные… а то был сон. О каком-то другом мальчике, которого звали Сережа. А он – Максим Николаевич Матвеев, и Сережа ему просто приснился. У всех бывают плохие сны.

Панфилов злился – он знал ответ задачи, но как доказать, как выстроить факты, чтобы это стало и остальным ясно? Фактов мало. Но не так мало, как думают остальные, и сейчас они с Олешко попробуют добыть недостающие.