— Как вы себя чувствуете? — спросил Андрей Андреевич.

— Нормально.

— Вас перевели в одиночную камеру? — уточнил Голиков.

— Нет.

— Я же просил! — возмутился адвокат. — Откуда у вас эти свежиесиняки на руках?

— Не помню.

— Вас опять били?

Нагиев пожал плечами. Дронго понимал: когда так болит душа,физическая боль уже не имеет значения. Да, иногда легче умереть, чем жить.

— Я вновь потребую, чтобы вас перевели в одиночную камеру. —Андрей Андреевич поднялся. — Вы больше ничего не хотите мне сказать?

— Ничего.

У Омара были абсолютно пустые глаза. Голиков посмотрел наДронго, пожал плечами и вышел из комнаты.

— Омар, — начал Дронго, — я хочу с вами поговорить.

На лице Нагиева не дрогнул ни один мускул. Он выслушает, чтоскажет ему этот человек, а потом вернется в свою камеру, чтобы быть избитым вочередной раз. На голове у него была плохо наложенная повязка. Было заметно,что рана кровоточит, повязку ему, похоже, никто менять не собирался.

— Я беседовал с вашей женой и сыном, — сообщил Дронго. ГлазаОмара более осмысленно взглянули на собеседника. — Я сказал Руслану, чтопроизошла трагедия, — продолжил Дронго. — Он вас очень любит и верит в вас.

Глаза Омара сузились, он тяжело задышал. Разговор о сыне былединственным, способным вывести его из состояния мрачной отрешенности. ЭтогоДронго и добивался.

Давай договоримся так, — перешел на "ты" Дронго, —ты будешь меня слушать и держаться изо всех сил. Никаких криков, никакихсрывов. Если не нравится, не отвечай. Я здесь не ради тебя. Ради твоей сестры,ради ее семьи, ради твоего сына. Поэтому держись из последних сил и слушай.

Омар сжал губы. Было заметно, что он дрожит.

— Я все узнал, — сказал Дронго, глядя ему в глаза, — тебяподставили с этой квартирой. Они в "Синем горизонте" обманывалимногих. Ты был не первый и не последний. Лена не знала всех подробностейслучившегося в Москве, а твоя гордость не позволяла тебе рассказать ей. Теперьона знает и собирается приехать на процесс.

Зрачки Омара расширились. Он открыл рот, собираясь что-тосказать.

— Пока молчи, — строго приказал Дронго. — Будешь говорить,когда я разрешу. Я все знаю. И про твои неудачные вояжи в Турцию, и как тыпотерял деньги в августе девяносто восьмого. Все эти несколько дней я занималсяисторией твоей жизни. Я знаю, что пистолет тебе достал Виталий Толкачев…

Омар попытался возразить, но Дронго поднял руку.

— Не спорь, я здесь не для того, чтобы с тобой спорить. И несобираюсь никому рассказывать о том, откуда у тебя этот пистолет. Ты узнал, чтопродавший тебе через агентство квартиру Прокопович на самом деле ПетрКовальчук. У него было два паспорта с двумя фамилиями, отцовской и материнской.Ты нашел пистолет, приехал в Ростов и несколько раз встречался с Ковальчуком.Видно, надеялся получить назад хотя бы часть денег: Ковальчук, наверное,обещал, а потом что-то произошло, и он отказался. Не знаю, как именно все былов его доме, могу только предполагать. Потом ты вышел из квартиры, выбросил пистолет.Поехал в Киев и попытался что-то объяснить своей бывшей жене, ничего толкомпо-прежнему ей не рассказывая. Она решила, что это твоя очередная попыткавернуться. Потом ты приехал в Москву, нашел Потребеева, попросил его нeоставлять твою жену и сына. Затем вы месте поехали в Балашиху, и ты вошел вдом, где живут мать и сестра Петра Ковальчука. Что у вас там было, я не знаю.Но, кажется, догадываюсь. Затем ты вернулся в Махачкалу, где тебя и арестовали.Вce верно?

Омар кивнул головой. Он не мог говорить. Слова застревали вгорле, слезы катились по щекам, и ему было очень стыдно за свою слабость.

— Первый вопрос, — требовательно произнес Дронго. — Зачем тыпоехал в Балашиху? Только отвечай конкретно и без ненужных воспоминаний. Иучти, что я не следователь. Мне нужна только правда.

— Д… д… д… — Омар не мог говорить.

— Спокойнее. — Дронго ненавидел себя за ту роль, которую емуприходилось исполнять, но только таким шоковым методом можно было добиться отего подзащитного правды.

— Д… деньги, — выдавил Нагиев. — Я… поехал… вернуть деньги…

— Какие деньги? — не понял Дронго. Внезапно его осенило:конечно, деньги! Исчезнувшие пять тысяч, о которых следователь написал впротоколе как о потраченных в Москве. Деньги, которые Омар взял в квартиреубитых.

— Пять тысяч долларов? — спросил Дронго.

— Да, — кивнул Омар, — я… отдал их матери… сказал, что этоот сына… Больше ничего не мог сказать.

Вот почему его сестра так нервничала, сообразил Дронго. Всемье Прокоповичей не хотят говорить об этих деньгах. Они поняли, кто именно ихпринес, и решили не сообщать об этом следователю. Во-первых, из-за самогоубийцы, чтобы его наказали еще и за кражу, а во-вторых, просто боялись, чтоденьги у них изымут как вещественное доказательство. Может, они справедливобоялись, немало было случаев,  когда изъятые деньги пропадали в милиции.

— Ты вернул им деньги, — сказал Дронго. — Тогда все понятно.Теперь постарайся успокоиться и расскажи мне, что произошло в квартиреКовальчука. Почему ты убил их девочку?

— Я не убивал, — выдавил Омар.

— Не убивал? — нахмурился Дронго. — С тобой там был ещекто-то?

— Один, — возразил Омар.

— Тогда вразумительно объясни, что там случилось. Толькоспокойно.

— Он обещал вернуть часть денег, — выдохнул Омар, — но несразу, а в несколько приемов. Я его два года искал. У него действительно двапаспорта было. Мы пришли к нему домой, сидели за столом на кухне. Внезапновошла его жена. Начала кричать, что все мы жулики и хотим ограбить их семью. Ясначала терпел, а потом ответил, что хочу только вернуть свои деньги. Тут онабросилась на меня, едва глаза не выцарапала. Я ее еле оттолкнул.  Ковальчукденьги принес, но мне их не дал. Я ждал, пока он деньги даст, но его жена сновакричать начала.

 Тогда Ковальчук взял нож и сказал, что ничего возвращать нестанет. Я подумал, что он шутит. Но они вдвоем на меня напирали. Ковальчукнесколько раз ножом замахнулся, какие уж тут шутки. Тогда я пистолет достал. Вэтот момент жена Ковальчука в меня топор бросила. Я в нее выстрелил. А потомтри раза в него. Сам не помню, в каком состоянии был. И тут на кухне его дочьпоявилась. Я не хотел чтобы ребенок на все это смотрел. А она меня увидела,испугалась, закричала и побежала в комнату. Я за ней. У них там ковер какой-тонепонятный был, из стороны в сторону под ногами ерзал. Мы оба споткнулись,упали. Она головой о тумбочку ударилась. Я вскочил, вижу, она задыхается, ипонял, что она больно ударилась. Тут она руками стала шевелить. Я оченьиспугался. Схватил ее за плечи, начал искусственное дыхание делать, тряс ее,руками за шею хватал, за плечи. Ничего не помогло, вижу, что она умирает у меняна глазах. Я еще подумал, что это мне такое наказание, что меня Аллах наказалза то, что я сделал. Оставил я девочку, сижу рядом с ней, плачу, кричу, ничегос собой поделать не могу. Потом решил, что нужно пойти в милицию. Но не мог ясразу пойти, хотел с семьей попрощаться, Руслана в последний раз увидеть,Фатиму.