для подавляющего большинства это был привычный способ заработать на жизнь. Генерал Нечаев первым во всеуслышание назвал себя и своих подчиненных ландскнехтами, воюющими исключительно за деньги [Зубец, 2010, № 36, с. 49]. Поступив на китайскую службу, Нечаев практически порвал с Офицерским союзом в Харбине, хотя перед отъездом в армию обещал информировать руководство союза и действовать согласно его директив [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 547]. Во время своего посещения Харбина в феврале 1925 г. Нечаев старательно избегал контактов с членами Офицерского союза, «по делам никого не принимал, пьянствовал…» [Там же, с. 549]. Это заставило Офицерский союз в дальнейшем искать пути отстранения Нечаева от руководства бригадой.

Покидая Дальний Восток в марте 1925 г., генерал Лукомский назначил своим помощником генерала П. Г. Бурлина, служившего в то время военным инструктором в полицейском управлении города Ханькоу, расположенного в центральной части долины Янцзы. Также важно отметить, что представители военной эмиграции на Дальнем Востоке были подчинены непосредственно в. кн. Николаю Николаевичу, а не генералу Врангелю, с которым у великого князя были достаточно натянутые отношения.

С генералом Бурлиным Лукомский познакомился в Токио, куда последний прибыл специально для встречи с уполномоченным великого князя, а позднее останавливался у него на квартире во время своего посещения Ханькоу. Причины, побудившие Лукомского назначить своим помощником офицера, проживавшего в городе с русским населением в 3–4 сотни человек, расположенном далеко от основных центров русской военной эмиграции в Китае, и не обладавшего значительным авторитетом в военной среде[238], можно объяснить следующим.

Во-первых, как писал позднее Лукомский, генерал М. М. Плешков, старший из русских генералов на Дальнем Востоке, был «человеком устаревшим», другие крупные военные фигуры, как то генералы Ханжин, Дитерихс и Вальтер, не хотели встать во главе объединения военных. Бурлин же был «лицом не одиозным для каких-либо широких кругов, не находился в какой-либо организации Дальнего Востока, не имел грязного хвоста и вообще был одним из генералов, против которого ничего серьезного никто не мог возразить» [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 143, л. 186]. Во-вторых, свою роль, возможно, сыграла активность Бурлина, его связи с белопартизанским движением и желание работать под руководством великого князя. В-третьих, соображения финансовые. Лукомский понимал, что казна великого князя не располагала возможностью финансировать (по крайней мере, в ближайшее время) организационную деятельность военной эмиграции в Китае. Поэтому нужны были люди, способные начать работу без финансовой поддержки из Европы. Бурлин имел в Ханькоу тесные связи с Е. Н. Литвиновой, вдовой одного из русских «чайных королей», спонсировавшей белых. Сам Лукомский во время своего посещения Ханькоу получил от Литвиновой 20 тыс. китайских долл. (это составляло около 10 тыс. американских долл.), чем не только окупил расходы на свою командировку, но и обеспечил казне великого князя существенное прибавление [Там же, ф. Р-5829, оп. 1, д. 11, л. 10]. Соображения организации работы без издержек для казны великого князя, по-видимому, стали определяющими в выборе кандидатуры Бурлина. Вместе с тем, назначение Бурлина помощником уполномоченного в. кн. Николая Николаевича на Дальнем Востоке официально не было оформлено[239], что вызвало в дальнейшем немало проблем.

Представителем великого князя на территории Маньчжурии и начальником Маньчжурских воинских групп был назначен генерал Плешков. Лукомский в своей характеристике писал о Плешкове, как о человеке «безукоризненно порядочном и пользующемся престижем среди офицерства», но остающимся до сих пор большим барином, который «черной работы не любит». К тому же он «слабоволен и требует при себе хорошего и твердого начальника штаба» [HIA. Lukomskii Papers, box 1, f. Report]. Таким образом, назначение Плешкова в качестве представителя великого князя было обусловлено не столько его реальными возможностями возглавить антибольшевистскую работу, сколько его высоким авторитетом среди части офицерства, обеспечивавшим ему поддержку со стороны военных организаций.

Главными задачами, поставленными центром перед генералом Бурлиным и другими старшими офицерами, признавшими в. кн. Николая Николаевича Верховным Вождем, стали объединение работы русских военных организаций в Китае, установление связи с российскими территориями Дальнего Востока и получение оттуда достоверной информации, организация более правильной и продуктивной работы по сбору средств в специально учрежденную для финансирования антибольшевистской борьбы Особую Казну великого князя [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 143, л. 185 об]. Вероятно, еще одной задачей являлась организация «своей» боевой единицы, которая в случае необходимости могла бы выполнить роль кадра для развертывания подразделений антибольшевистской армии. Поскольку непосредственное создание «своей армии» на территории Китая было крайне затруднено, предполагалось поддерживать связи с уже имевшимися частями (Русской бригадой Шаньдунской армии) и по возможности установить контроль над их русским руководством. Забегая вперед, нужно отметить, что ни одна из этих задач не была в полной мере выполнена.

Несмотря на то, что многие военные организации, включая казачьи, признали главенство в. кн. Николая Николаевича, объединяться они не спешили. Из крупных организаций бывших военных в Харбине о своем подчинении великому князю высказались Офицерский союз и Восточный казачий союз, а также сформированная при ХКПРБ Забайкальская казачья станица. Инициатором создания станицы был генерал Шильников, освобожденный в начале 1925 г. из китайской тюрьмы и сразу же взявшийся за консолидацию забайкальского казачества. В руководство станицы, первоначально насчитывавшей около 120 человек, вошли бывшие соратники Шильникова — генерал-майор П. М. Закржевский[240] (член правления) и полковник Трухин (секретарь) [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 557; BAR. ROVS Papers, box 68, f. Far East to Central Office (1927–1931)].

О своей ориентации на в. кн. Николая Николаевича заявил харбинский Окружной совет Объединенных монархических организаций Дальнего Востока и Сибири под руководством Д. В. Мурзаева. В феврале 1925 г. Окружной совет учредил Военный отдел для разработки вопросов, связанных с подготовкой борьбы с красной властью в России. Отдел, вероятно, возглавлялся генералом Косьминым. В обязанности Военного отдела входили регистрация и объединение всех военных группировок, входивших в объединение Совета; учет сил военных группировок по их численному составу, родам оружия и боеспособности; регистрация командного состава военных группировок не только входящих в объединение, но и известных Военному отделу; сводка сведений о нравственных и служебных качествах командного состава; назначение и утверждение на командные должности во все военные группировки, входящие в объединение; военная агентура и агитация [Русская военная эмиграция, т. 7, с. 95, 96].

В целом «николаевской» ориентации придерживались и более мелкие объединения: Союз Георгиевских кавалеров, Союз офицеров гвардии, Семья артиллериста, Кают-Компания, Харбинское отделение Комитета борьбы против III Интернационала — организации Обера, созданной в Европе в 1924 г.

Уже во второй половине 1925 г. в Харбине оформился «николаевский» актив в составе генералов Бордзиловского[241] (председатель Офицерского союза), Сычева[242] (один из руководителей Восточного казачьего союза) и