Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Объединение оказалось нежизнеспособным, тем более, что китайцы не желали признавать его в качестве представительства русской эмигрантской общины. В начале 1927 г. в связи с тяжелой болезнью Миролюбова и отходом от дел Сатовского-Ржевского руководители военных организаций заявили о намерении войти в состав ЦК Общества, что вызвало серьезные трения с группой учредителей, которые, по словам генерала Бордзиловского, «стали втягивать в свару молодежь» [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 141, л. 34]. Окончательно развал Общества произошел после выступления в мае 1927 г. против его руководства представителей Русского Студенческого Общества, соединявших в своем идейном багаже фашизм и приверженность монархии. РСО обрушилось с критикой на руководителей Общества за их «неуважительное отношение к Великому Князю и наговоры на Бурлина», прямо заявив, что «фашисты твердо помнят то, что они не только идейно-политические работники, но и солдаты Великой Национальной армии… Фашисты сумеют также, если понадобиться, силой поддержать авторитет Верховного Вождя и никому не позволят вводить его в заблуждение» [Там же, д. 143, л. 97].
Если в Харбине Бурлин мог лишь опосредованно влиять на процесс консолидации эмигрантских организаций, то в Шанхае он пытался руководить данным процессом сам[257]. Петр Гаврилович, являясь по происхождению оренбургским казаком, основное внимание сосредоточил на объединении казачьих групп, стремясь включить их все в Казачий Союз. В частности, это касалось Забайкальской станицы, покинувшей союз летом 1926 г. из-за разногласий с руководством, Объединения дальневосточных казаков полковника В. Г. Казакова и отдельных крупных казачьих чинов, как, например, генерала Оглоблина[258], атамана Иркутского казачьего войска. Очень напряженными были отношения между Правлением Казачьего Союза и частью оренбуржцев. Не последнюю роль в противоборстве внутри Казачьего Союза играл вопрос о контроле над денежными средствами организации, которые руководство союза во главе с Шендриковым предпочитало твердо держать в своих руках. Бурлин подталкивал руководителей Союза и их оппонентов к примирению, что было воспринято отдельными руководителями Союза как попытка оттеснить их.
В октябре 1926 г. по инициативе Бурлина состоялось первое совещание проживавших в Шанхае казачьих генералов, которое должно было стать начальным шагом на пути объединения всего казачества Дальнего Востока. На этом совещании присутствовали генералы Глебов, Афанасьев, Власьевский, Вериго, Савельев[259], Оглоблин и Бородин [Там же, ф. Р-5963, оп. 1, д. 2, л. 209]. Генералы приветствовали работу по объединению, но сразу возник вопрос на чьей базе оно должно произойти. Большинство склонялось в пользу Казачьего Союза, кроме генерала Оглоблина, который настаивал на создании новой организации [Там же, л. 215]. Собрание решило произвести учет штаб- и обер-офицеров-казаков, находившихся в то время в Шанхае, и передать списки генералу Бурлину. Но и здесь добиться полного согласия не удалось. Во время третьего совещания в ноябре 1926 г., на котором присутствовали и штаб-офицеры, против передачи списков личного состава Бурлину выступил полковник Н. К. Сережников, представитель Астраханского казачьего войска, заявив, что это на руку большевикам [Там же, д. 5, л. 44]. Осталось неясным намекал ли Сережников на то, что Бурлин имеет связь с большевиками или что собранные сведения могут стать достоянием советской разведки. Вскоре после третьего генеральского совещания работа по объединению казачества заглохла.
Для более тесного взаимодействия между двумя крупнейшими военными организациями Шанхая — ССРАФ и Казачьим Союзом Бурлин предложил создать в составе Союза военных казачью группу. Казаки рассматривали «это образование, как объединение строевых воинских чинов, соответствующее состоянию казаков на службе в своих строевых частях, Казачий же Союз, как общественное, территориально-войсковое, станичное объединение» [Там же, д. 2, л. 175]. Всего в состав казачьей группы ССАРФ в августе 1926 г. вошло 34 человека, в основном офицеры, под руководством полковника В. Н. Доможирова [Там же, д. 13, л. 4–6]. В дальнейшем казачья группа почти не росла, составив в июле 1928 г. 41 члена, из них 28 — офицеры [MRC, box 2, f. Материалы ССРАФ].
Результаты деятельности Бурлина были крайне неудовлетворительны. К тому же осенью 1926 г. у него разгорелся серьезный конфликт с харбинскими «николаевцами». Поводом к конфликту стала поездка генерала Лебедева по поручению Бурлина в Харбин в августе 1926 г. В письме к Лукомскому Бурлин объяснял, что главной задачей Лебедева являлось выяснение вопроса о существовании в Маньчжурии т. н. Крестьянско-казачьей организации во главе с Макаровым и масштабах ее деятельности [ГАРФ, ф. Р-5826, оп. 1, д. 140, л. 148]. Оказалось, что организация существует, но значение ее сильно преувеличено «припарившимися к ней агентами вроде Метелицы», который раньше работал на атамана Семенова, но когда перестал получать от атамана деньги, встал к нему в оппозицию. Деятелем аналогичного плана являлся Аристоулов[260]. Съезд Крестьянско-казачьей организации в Чанчуне, о котором Бурлин имел отрывочные сведения, действительно был, но присутствовали на нем не 400, а 40 делегатов из «эмигрантской шпаны» вместо объявленных представителей подпольных ячеек с территории советского Дальнего Востока [Там же].
Впрочем, в своем сообщении Лукомскому Петр Гаврилович несколько лукавил. Представляется, что задача, поставленная им Лебедеву, была более серьезной, а именно поиск людей, на которых можно было бы опереться в организации партизанского движения, не прибегая к помощи Сычева и Шильникова, первого из которых Бурлин считал специалистом по «втиранию очков», второго — «торговцем казачьими головами» для китайских генералов[261]. Однако Лебедев миссию провалил. Вместо того, чтобы действовать скрытно, он устроил шумиху, поселившись в Харбине в дорогом Гранд-отеле («харбинская тройка» сразу напомнила Бурлину, что он все время жалуется на отсутствие денег), который к тому же считался в городе «чекистским гнездом».
Члены «тройки», опасаясь, что их стремятся сместить, направили гневные письма Бурлину с требованием разъяснений. Генералы указывали, что вхождение Лебедева, имя которого и так непопулярно среди каппелевцев, в какие-либо отношения с авантюристом Метелицей и подобными ему типами может разрушить установившееся доверие и подорвать положение руководителей харбинской военной эмиграции [Там же, л. 161, 162]. Одновременно «тройка» приняла решение обратиться с обстоятельным докладом о деятельности Бурлина к генералу