Но рассматривать мужчину не перестал: тот рылся в карманах. Вынул руки, похлопал себя по бокам, влез вовнутрь дутой жилетки. Что-то потерял.

— Мне в последнее время везет на кавалеров, — заговорила Хейли. — Один обворовал, второй наверняка начал бы лапать в темноте зала, пока никто не видит, — она заметно поёжилась. — Давайте обойдём здание с другой стороны.

Возможно, она была права.

— Ладно, — кивнул Майрон. — Как скажешь.

Вечер становился всё интереснее и интереснее. За несколько минут неспешной прогулки от театра до паркинга на соседней улице Майрон узнал Хейли Темпл лучше, чем за полторы недели знакомства. И вся её взбалмошность вдруг стала выглядеть как-то… органично. Или просто перестала раздражать? А возможно, всё дело в том, что за фасадом бегающей в золотом платье дурочки проступила личность. Весьма занимательная личность.

Мимо проехал очередной красный автобус, за ним промчался велосипедист, звякнув клаксоном. Голоса людей, ветер и звуки моторов смешались воедино. Шум улицы удачно заполнил паузу в разговоре. Рон покосился на идущую рядом девушку: она больше не изучала свои кроссовки, а смотрела прямо перед собой, задумчиво прикусив нижнюю губу. Ветер обдул её ноги, прилепив к ним свободное платье.

Внезапно она остановилась на полушаге и насторожилась. Майрон быстро отвёл взгляд.

— Там музыканты! — воскликнула Хейли.

Рон попытался прислушаться.

— Где?

— Там! — она ткнула пальцем в сторону обсаженного деревьями островка на пересечении улиц. Там толпились люди, но больше ничего особенного не наблюдалось.

— Я ничего не слышу, — заметил Рон.

— Зато я слышу. Пойдём!

Девушка без смущения продела ладонь под его локоть и попыталась потянуть к островку. Майрону пришлось поддаться. Её ледяные пальцы холодили ему кожу даже через джемпер, но зато так она могла согреть хотя бы одну руку. Зеленый свет загорелся на светофоре как раз, когда они дошли до перехода, и Хейли целенаправленно перешла улицу, увлекая Рона за собой. Небольшая толпа стала ближе. И из её гущи раздавались латиноамериканские мотивы.

Как Хейли это услышала в какофонии уличных звуков?

Девушка отпустила Майрона и стала пробиваться в гущу собравшихся. Он подавил вздох. Естественно. Стоять в отдалении она не собиралась. Рон ухватил её за джинсовку и пошёл следом.

— Я могла бы переехать сюда и работать уличным музыкантом, — Хейли обернулась к нему через плечо. — Как вам идея? Они даже налоги платят, — она хитро улыбнулась. — А еще мне всучили визитку в баре. Девушка из какого-то ночного клуба.

Точно, та визитка. Майрон совсем забыл о ней спросить. Ночной клуб, значит… Прекрасно.

— Переехать ты, конечно, могла бы, — Рон почесал кончик носа. — Но не думаю, что ночной клуб — это то, что нужно.

Хейли безразлично отмахнулась.

— Да ладно, всё равно я никуда не уеду из Блэкберна. Меня даже в Престон, ближе к работе, не отпускают.

Они пробились в первый ряд, к самым музыкантам. Майрон остановился за спиной Хейли и выглянул из-за её плеча. Два парня: один играл на гитаре заводной мотив, еще один выбивал бой на маленьком барабане. Слушатели же с трудом удерживались, чтобы не начать танцевать самбу или ча-ча-ча.

— Ты взрослый человек, — Рон пригнулся к уху девушки. — И можешь делать, что хочешь.

— Мама так не считает, — хмыкнула она. — Каждая моя попытка уехать в Престон заканчивается слезами и сердечными препаратами.

— Твоя мать — манипулятор.

— Я знаю, — джинсовое плечо поднялось и опустилось. — Однако она моя мать, и, если с нею действительно что-то случится, я себе этого не прощу… Но я люблю Лондон. Я бы хотела здесь жить. В порядке бреда даже залезла на сайт того ночного клуба: у них там постоянно действует шоу-программа из танцоров и певцов. Может быть моя игра им пригодилась бы…

Последняя фраза прозвучала как-то тоскливо. Но вопреки своему голосу, Хейли вдруг подняла руки, начала щелкать пальцами и покачиваться под музыку, как змея.

— Круто играют, да? — обернулась она.

Стройные бедра вильнули в сторону, потом в другую, подол платья весело взметнулся и опустился. Майрон скрестил руки на груди и впился взглядом в это потрясающее зрелище. Женские платья поистине умеют околдовывать людей. Мужчин. Всяких разных. Хейли запрокинула голову и закрыла глаза, продолжая плавно двигаться под звуки гитары и барабана. Она была единственной, кто здесь решился оживиться под зажигательную латину. Музыканты громко присвистнули, и тогда Хейли хитро улыбнулась им обоим.

Композиция дошла до конца и оборвалась. Под финальный аккорд девушка последний раз щелкнула пальцами и вильнула бедрами. Затем влезла в карман джинсовки, вынула оттуда сложенную в шесть раз купюру и бросила в раскрытый на плитке гитарный кейс.

— Ну всё, закругляемся, — обратился один музыкант к другому. — Мы уже нарушили режим.

Парень поднял со складного стульчика куртку и с силой встряхнул. Хейли крутанулась на пятках к Майрону.

— Пойдём к машине? — спросил он.

Она без раздумий снова просунула холодную ладонь под его локоть.

— Да. Думаю, тот донжуан уже уехал.

* * *

Темнота в доме напомнила о том, что лампочка на лестничной клетке умерла. Хейли споткнулась на пороге, но тут же была подхвачена под локоть. Опять. Это уже входит в норму. Чёрт.

— Лампочка умерла, — зачем-то констатировала она.

В темноте раздалось короткое хмыканье.

— Ну да. Еще днём.

Спасибо. Мог не уточнять. Хейли вытащила телефон из кармана куртки и включила фонарик.

— Уверены, что пойдёте? Я и сама дошла бы.

— И упала бы с лестницы? Нет, спасибо.

Она развернулась и направила луч фонаря прямо в чёрные глаза. Просто чтобы проучить самоуверенного… кого? Назвать его ханжой или снобом больше не поворачивались ни язык, ни мысли. Самоуверенный. Просто самоуверенный.

Мужчина зажмурился и прикрыл лицо ладонью.

— Что ты делаешь?

— Мщу.

— Это ребячество.

Хейли безмятежно пожала плечами.

— Да.

Конечно, ребячество. Снова повернувшись к лестнице, она начала подъём, освещая себе ступеньки. Мужские шаги проследовали по пятам.

Вечер сложился хорошо. Если забыть про соседа в театре, всё остальное было отличным. Собираясь сегодня на мероприятие, Хейли боялась, что всё пройдёт плохо, что она снова облажается, сделав что-то не так. Однако потом её накрыла небывалая лёгкость. Возможно, дело в осознании, что этот вечер — последний в компании Майрона. То, чем она не хотела делиться с человеком, который смотрел на неё свысока, стало абсолютно легко рассказать человеку, которого больше не увидишь. И особенно, когда он понизил градус своего цинизма до отметки «умеренно».