отпил несколько глотков, остальное вылил себе на голову. Отерся полотенцем. Часы показывали пять двадцать утра.

«Не к добру это. И сон этот, и голубь. Дурные вести спешат. Нужно домой отписать. Тревожно на душе», – подумал так подъесаул и, сменив рубаху, придвинул к стоявшему у окна столу табурет. Зажег свечу, нашел в комоде листок бумаги, чернильницу и уселся писать письмо.

Поначалу мысли путались. Кляксу на бумаге сделал. С досадой посмотрел на расползающееся синее пятно. Заменил лист.

Не знал, с чего начать. По возможности старался, как и обещал Марфе при расставании, писать по короткому письму раз в месяц. Всегда было о чем сказать. Сейчас же, видимо находясь под впечатлением увиденного во сне, Билый не мог сформулировать свои мысли и направить их в нужное русло. Необъяснимое чувство тревоги не покидало его. На стене комнаты в мерцающем свете свечи плясали причудливой формы тени. Одна из них была похожа на орла, взмахивающего крылами, другая – на деда Трохима. «Тьфу ты! – Билый мотнул головой. – Привидится же такое. Лукавый, видимо, шалит». Перекрестился на образа. С трудом собравшись с мыслями, заставил себя исписать большую половину листа. Старательно выводил буквы. Писал в основном о столичной жизни и погоде. О том, что скучает по станице и семье. От охватившего его внезапно волнения захотелось снова пить. Подъесаул крякнул, почесал затылок и закончил письмо так:

«С надеждой на скорую встречу, моя родная женушка. Целуй и обнимай Димитрия. Батькам моим кланяйся от меня. Будьте с Богом. Ваш Микола».

Аккуратно сложил письмо и положил на край стола. «Нужно будет передать на почту с дежурным».

Откашлялся. В горле было сухо, вязкая слюна комом прилипла к слизистой. Микола зачерпнул воды из ведра и, обливаясь, осушил ковшик до дна. Посмотрел на образа. В свете лампады на Билого строго смотрел святой лик Николая Чудотворца. «Нужно быть аккуратнее в жару с лафитом», – пронеслось в голове. Подъесаул мотнул головой, вновь зачерпнул ковшик воды и сделал несколько глотков.

В дверь комнаты уверенно постучали, и тут же раздался громкий, четкий голос:

– Дозвольте, вашблагродь!

Билый от неожиданности поперхнулся, закашлялся. В приоткрытую дверь просунулась бородатая голова урядника.

– Ну, ты, братец, и мастак неожиданности устраивать. Кто ж так врывается, да еще и в такую рань. Срочное что-то? – Билый незлобно осадил прыть урядника. Тот немного опешил и виновато заметил:

– Так утро уже, господин подъесаул!

– Утро?! – удивленно отозвался Билый. Взгляд его упал на окно. Яркий свет утренней зари пробивался сквозь густую листву дубов, росших вокруг офицерской казармы. – Действительно, утро! – Билый глянул на часы. Без четверти восемь. Он и не заметил за написанием письма, как утро сменило ночные сумерки. – Эка я засиделся! – подмигнул ободряюще уряднику и добавил: – Спаси Христос, братец. Ну, что там у тебя за срочность?

– Велено передать лично в руки! – отчеканил урядник, довольный тем, что офицер обратился к нему по-свойски.

– Кем велено? – тут же отреагировал подъесаул.

– Не могу знать, вашблагродь! Не нашенский был. Молодой офицер. По форме вроде из флигелей. В чине капитана, – урядник чеканил каждое слово, стоя навытяжку.

– Молодой, говоришь?! Так-так. Из флигель-адъютантов?

Урядник безмолвно кивнул головой. Мысли Билого обострились. Сознание работало как часы. «Стало быть, полковник автор сего послания. А передал, соответственно, через своего помощника – капитана. Его я видел тогда в покоях государя. Неспроста все это», – подумал про себя Микола.

– Ох, неспроста, – вырвалось у него невзначай. Урядник вопросительно уставился на офицера. Подъесаул, видя его замешательство, усмехнулся: – Оставь, братец, это я так, о своем! Благодарю за службу, – произнес Билый, протягивая подчиненному пятак. Урядник, разгладив усы, склонил голову:

– Благодарствую, господин подъесаул! Разрешите идти?

Микола молча кивнул. Посыльный повернулся через левое плечо и направился к двери. Билый, пребывая в мыслях о доставленном урядником конверте, подошел к столу, на котором лежал небольшой нож. Ловким движением вспорол бумажную оболочку и, взяв в руки сложенный лист бумаги, развернул его. Взгляд Миколы невольно упал на край стола. Вспомнил и о своем письме. Урядник уже прикрывал неторопливо за собой дверь.

– Постой, братец! – крикнул подъесаул.

Дверь вновь приоткрылась, и в нее просунулась голова урядника:

– Слушаюсь, вашблагородь!

– Будь добр, передай на почту письмо! – протягивая конверт, произнес Микола. Видя легкое замешательство подчиненного, добавил. – Это я на родину отписал. Семье.

Урядник улыбнулся, пряча конверт в рукав черкески:

– Не извольте беспокоиться, вашблагродь. Доставим в лучшем виде!

– Да шо ты все заладил: вашблагродь, вашблагродь… – по-отечески заметил подъесаул. – Не люблю я это! Мы ж с тобой – казаки! Чай, не иногородние!

– Добре, Николай Иванович! Улагодым як то трэба! – оголив крепкие, слегка желтоватые зубы, произнес урядник.

– От тож! – подмигнув по-свойски, улыбнулся в ответ Билый. – Хамыляй, як по пластам!

Урядник расплылся в улыбке, поднес руку к виску и, развернувшись через левое плечо, зашагал к двери, и через секунду его шаги эхом отдавались по коридору, ведущему к выходу из офицерской казармы.

Дождавшись, когда урядник покинет комнату, Билый с нетерпением взял доставленное ему письмо и впился глазами в исписанные ровным почерком строки. В письме, довольно коротком, предписывалось ему, подъесаулу Билому, быть у пристани, откуда, по сложившейся традиции, ежегодно после Праздника Успения Пресвятой Богородицы отправлялся на речную прогулку на своем пароходе император.

«Господин подъесаул! Вам надлежит прибыть второго дня по окончании Празднества Успения к известной Вам пристани для участия в известных Вам мероприятиях. Форма одежды парадная. Время начала мероприятий, в связи со сложившимися обстоятельствами и во избежание провокаций, будет сообщено дополнительно. По той же причине к планированию сих мероприятий в этом году допущен лишь ограниченный круг доверенных лиц. Но Ваше присутствие на самом мероприятии считать обязательным».

Далее шла неразборчивая подпись.

Билый прочитал послание еще раз. Нахмурился. «Что-то не так!» – мелькнуло в голове. Было ясно, что под мероприятием подразумевалась ежегодная прогулка государя на своем пароходике по реке. Прогулка эта длилась по обыкновению целый день и сопровождалась пышным обедом, который давал император в честь Праздника Успения Пресвятой Богородицы.

Планирование сего мероприятия не обходилось без участия офицеров Собственного Его Императорского Величества Конвоя. Соответственно, и к охране во время прогулки привлекались в основном чины конвоя. Это входило в прямые обязанности подъесаула Билого.

В этом же году, как следовало из письма, решили обойтись без него. Дерзко указав на то, что ему не доверяют. Помимо того, что письмо было анонимным, хотя Микола был более чем уверен, что подпись под письмом ставил именно полковник, флигель-адъютант, так оно еще было составлено в абсолютно дерзкой, без соблюдения субординации, форме.

«Полковник что-то затевает, – подумал