большим партиям евреев из Венгрии, ежедневно прибывавших на уничтожение, Биркенау был вовлечен в несколько значимых акций в течение того, что станет последним годом войны. Чешский семейный лагерь был ликвидирован 11 июля 1944 года, а цыганский лагерь – 2 августа 1944 года6.

Весь персонал Аушвица начал испытывать давление, связанное с «обработкой» огромного количества людей. Оскар Грёнинг вспоминал об этом напряжении, как и комендант Рудольф Хёсс, который в своем дневнике отмечал, что летом 1944 года, во время действий в Венгрии, из-за задержек поездов в течение двадцати четырех часов пришло пять поездов вместо ожидаемых трех. «Вдобавок ко всему, в поездах было больше людей, чем когда-либо»7. Хёсс подытоживает: «Только в Аушвице летом 1944 года мы казнили около 400 000 венгерских евреев»8.

Основная функция Биркенау как крупнейшего объекта массового истребления в Третьем рейхе уже стала фактом повседневной жизни. Поезда с евреями часто прибывали, и длинные очереди людей, идущих в газовые камеры, стали обычным зрелищем. «О прибытии вагонов объявляли в комендатуре руководство железной дороги в Аушвице и железнодорожный персонал на линии, после чего их загоняли на боковой путь. Вагоны в количестве сорока штук, в которых было набито до восьмидесяти евреев, оставались стоять на перроне, а локомотив отправлялся обратно на железнодорожную станцию Аушвиц»9.

Затем эсэсовцы и заключенные лагеря приступали к процессу выбраковки. К этому времени сопутствующий хаос стал обычным делом.

После долгих переездов без еды и воды двери в поезда с силой распахивали эсэсовцы с автоматами и криками Raus! Raus! (На выход!). Собаки лаяли, звуки оглушали, приказы сыпались быстро и обильно, в воздухе часто висел дым и запах гари.

Грёнинг вспоминает, что с прибытием венгерских евреев ситуация стала гораздо более суматошной и что часто два состава стояли на перронах, а другой ждал на вокзале в Освенциме10. «В этот период даже опытные офицеры начинали испытывать укоры совести»11.

Такое методичное уничтожение евреев оставляло эсэсовцам мало времени на отдых, и Грёнинг вспоминает, что работал до изнеможения. Он описывает многочисленные дни, когда обязанности, подробно описанные в Особом поручении, возлагались на офицеров, дежуривших с шести утра до шести утра следующего дня, то есть двадцать четыре часа в сутки. «Вполне понятно, что качество надзора от этого сильно страдало».

Каждый раз, когда приходил очередной состав, а предыдущий еще не был полностью обработан, вновь прибывшим приходилось ждать. Позже Грёнинг отмечал, что в такой ситуации делалось все возможное, чтобы вновь прибывшие не могли узнать о действующих процедурах.

Некоторые из музыкантов оркестра вспоминают, что их использовали в качестве отвлекающего маневра, чтобы успокоить прибывавших людей, а многие уцелевшие пассажиры вспоминают, как оркестр звучал на фоне криков и плача женщин и детей, лая собак и выкрикиваемых немцами приказов.

– Однажды оркестр играл всю ночь во время отбора венгерских конвоев. [Мы] видели, как прибывали все конвои. Играли на улице, весь наш репертуар, до последней ноты»12.

Другой целью было отвлечь эсэсовцев, которые также должны были оставаться на улице всю ночь.

Из-за того что оркестровый барак располагался напротив крематория, женщины всегда знали о массовых убийствах, происходящих за их окнами. Когда прибыли венгерские заключенные, сожгли так много людей, что крематорий не справлялся. Множество тел сбрасывали в ближайшую могилу и сжигали там13. Одна участница оркестра позже рассказывала, что вид горящих трупов и жуткий дым от них преследовали ее всю дальнейшую жизнь14.

В этот период оркестр репетировал и играл с утра до ночи.

Эти часы давали нам возможность ненадолго отвлечься от ужасных событий, происходивших в шаге от нас. Одна из участниц оркестра по имени Ариала была уже не в состоянии выносить жизнь в Биркенау. Она бросилась к электрической ограде и умерла на ней15.

Оскар Грёнинг соглашается, что крематориев не хватало для выполнения поставленной задачи, поэтому пришлось вернуть «старую технологию» открытого сжигания трупов в ямах и кострах16. Хелен Тихауэр подтверждает это и отмечает, что ночью небо было красным от огня.

– Я гуляла поздними вечерами, когда сжигали тела, и эти факелы горели высоко в небе. Красный цвет был везде вокруг меня. Мне казалось, что я попала в настоящий ад на земле17.

Во время перевозки венгерских евреев заключенные видели, как Мандель непосредственно участвовала в выбраковке18.

Мария справлялась с давлением по-своему. На ее собственной вилле, где работали заключенные женщины, после отбора устраивали вечеринки и пили алкоголь, взятый из вещей новоприбывших. Немка по фамилии Климашевская, проработавшая на вилле около месяца, вспоминает, что Мандель вела дневник, в котором делала записи о прибывающих транспортах, выбраковках и количестве людей, отправленных в газовые камеры19.

Глава 56

Роспуск оркестра

Последние шесть месяцев существования лагеря Биркенау выдались бурными и, по нацистским меркам, беспорядочными. Над комплексом Аушвиц все чаще летали разведчики союзных войск. Оскар Грёнинг вспоминает, что, когда прибывали составы из Венгрии, часто летали союзные пилоты, которые к этому моменту войны «могли беспрепятственно летать, не встретив ни одного немецкого самолета, даже штурмовика».

Примерно в трех километрах к востоку от Аушвица находилась крупная фабрика Моновиц-Буна, принадлежавшая компании I. G. Farben. Именно оттуда начались бомбардировочные рейды, направленные на промышленную часть лагеря1.

Грёнинг отмечает, что было одно или два нападения на фабрику и один раз даже на главный лагерь Аушвиц I. Ущерб был минимальным, и никакие важные объекты не пострадали. «Пострадали два блока домов рядом с главным лагерем, в которых работали заключенные, – таким образом, евреи оказались между двух огней войны»2. Данута Чех подтверждает, что 20 августа 1944 года в воскресенье поздно вечером при хорошей погоде американцы бомбили I. G. Farben в течение двадцати восьми минут. Другие бомбардировочные рейды состоялись в середине сентября3.

Позже Грёнинг отмечал, что, хотя несколько бомб упало после или во время атак на завод в Буне (в пяти километрах от него), «никто не воспринимал опасность бомбардировок всерьез – мы были слишком рассредоточены»4.

Мария, однако, восприняла опасность бомбежки всерьез. Анна Паларчик рассказывает «забавную историю» о воздушном налете, когда заключенным сказали отправиться в блок. Они обрадовались приближению британской авиации, которая собиралась разбомбить лагерь.

– Однако эсэсовцы… [очень нервничали во время налетов]. Девушки в главном лагере видели, как Мандель ползла на четвереньках к Бункеру!5

В августе Мария попросила о переводе из Аушвица, но ей приказали остаться еще на несколько месяцев6. В начале октября заключенные зондеркоманды, отвечавшие за работу крематория IV, подняли восстание и взорвали установку. В ответ последовали