маленькое личико морщится в том, что я могу описать только как детскую улыбку. Именно такие моменты делают все стоящим, хаос, неопределенность, опасность, которая приходит с привязанностью к Ивану и миру, в котором он укоренился. Я никогда не знала такой любви, и я знаю, что сделаю все, чтобы она была в безопасности, чтобы дать ей жизнь, которой у меня никогда не было.

Я теряюсь в моменте, полностью поглощенная своей дочерью, когда мой телефон жужжит на тумбочке. Я бросаю взгляд, хмурясь, когда вижу сообщение с неизвестного номера. Осторожно тянусь к телефону, держа его под углом, чтобы все еще видеть своего ребенка, когда открываю сообщение.

Это голосовое сообщение.

Мое сердце пропускает удар, чувство беспокойства закрадывается, когда я нерешительно нажимаю воспроизведение. В тот момент, когда голос раздается из динамика, я замираю.

— Сара, это я... это твоя мать.

Ее голос старше, изношен временем, но ошибиться невозможно. Знакомая интонация, то, как она произносит мое имя, все это так болезненно знакомо, и это возвращает меня в то место, которое я пытался забыть. Я не слышала ее голоса с шестнадцати лет, с того дня, как она ушла из нашей жизни и оставила меня воспитывать брата в одиночку. На меня обрушивается поток эмоций, гнев, печаль, смятение, каждое из которых обрушивается на меня с силой волны.

— Сара... Мне нужно увидеть тебя, — продолжает ее голос, в котором слышится что-то почти отчаянное. — Я скучаю по тебе. Я знаю, что не была рядом с тобой, но я хочу все исправить. Пожалуйста, давай встретимся. Я просто хочу поговорить.

Я смотрю на телефон, мое дыхание перехватывает, когда сообщение заканчивается. На мгновение я не могу пошевелиться, не могу думать. Звук ее голоса, слова, которые она говорит, ощущаются как нож, проворачивающийся в старой ране, которая так и не зажила. Она оставила нас. Она оставила меня, когда я больше всего в ней нуждалась, когда я была всего лишь ребенком, вынужденным слишком быстро вырасти. А теперь она хочет поговорить? Теперь она скучает по мне?

Я смотрю на свою дочь, которая все еще прижимается ко мне, совершенно не осознавая, какое смятение бушует внутри меня. Я хочу защитить ее от всего этого, от боли прошлого, которую я так старалась похоронить. Но вот она, всплывает как раз тогда, когда я думала, что могу двигаться дальше.

Часть меня хочет удалить сообщение, сделать вид, что я его не слышала. Другая часть, более глубокая, более раненая часть, хочет ответов. Почему сейчас? Чего она хочет? Она действительно пытается загладить свою вину или это просто еще один способ причинить мне боль?

Я не знаю, что делать, и неопределенность гложет меня. Я могла бы рассказать Ивану, но что он скажет? Поймет ли он или увидит в этом еще одно осложнение в и без того сложной жизни?

Слезы застилают уголки моих глаз, но я смаргиваю их, не давая им пролиться. Я не могу позволить себе быть слабой, не сейчас. Я должна быть сильной ради своей дочери, ради жизни, которую я пытаюсь построить для нас.

Дрожащими пальцами я кладу телефон на тумбочку, мои мысли лихорадочно спешат. Я не знаю, какое решение правильное, но я знаю, что мне нужно хорошенько подумать. Мое прошлое, это то, что я пыталась оставить позади, но, возможно, от него не так-то просто убежать.

***

Старый дом именно такой, каким я его помню, место, застывшее во времени, погруженное в воспоминания, которые я так старательно пыталась забыть. Скрипучие половицы, отслаивающиеся обои, слабый запах пыли и запустения, витающий в воздухе, все это возвращается ко мне, как только я захожу внутрь. Мое сердце колотится в груди, смесь тревоги и страха скручивает мой живот. Я не была здесь много лет, с тех пор, как все развалилось. И теперь, когда я стою в дверях, тяжесть прошлого кажется удушающей.

Моя мать там, стоит в тускло освещенной гостиной, ее лицо изрезано морщинами беспокойства и сожаления. В тот момент, когда она видит меня, ее глаза полны слез, и она делает неуверенный шаг вперед, вытянув руки. — Сара, — выдыхает она, ее голос надламывается от волнения. — О, Сара, моя детка...

Она делает движение, чтобы обнять меня, но я отступаю назад, поднимая руку, чтобы остановить ее. Расстояние между нами кажется пропастью, и я не могу заставить себя сократить ее. — Не надо, — говорю я, мой голос резкий и холодный. — Не притворяйся, что все в порядке.

Ее лицо сморщилось, и она опустила руки, выглядя более хрупкой, чем я когда-либо ее видела. — Я сделала то, что должна была сделать, Сара, — говорит она дрожащим голосом. — Я была беспомощна. У меня не было денег, не было возможности прокормить тебя и Люка. Я не знала, что еще делать.

— Так ты просто бросила нас? — резко говорю я, гнев бурлит во мне. Прошло много лет, но боль все еще свежа, все еще свежа, как в тот день, когда она ушла и не оглянулась. — Ты бросила нас, мама! Ты оставила меня заботиться о Люке, выяснять, как выжить самой. Как ты могла так поступить?

Слезы текут по ее щекам, но они не смягчают мое сердце. — Я была в отчаянии, Сара, — умоляет она, ее голос срывается. — У меня не было выбора. Я думала, тебе будет лучше без меня.

Я качаю головой, испытывая отвращение к ее оправданиям. Теперь, когда я сама стала матерью, я даже не могу начать понимать, как она могла сделать такой выбор. Сама мысль о том, чтобы оставить свою дочь, бросить ее на произвол судьбы, чтобы она столкнулась с миром в одиночку, немыслима. — Лучше без тебя? — эхом повторяю я, и мой голос повышается от недоверия. — Знаешь, каково это, пытаться заботиться о Люке? Знаешь, каково это, знать, что ты где-то там, но тебе все равно, чтобы вернуться?

Она вздрагивает от моих слов, ее плечи опускаются, как будто тяжесть ее вины становится невыносимой. — Мне жаль, Сара, — шепчет она, ее голос еле слышен. — Я была так потеряна. Я не знала, как быть матерью. Я не знала, как что-либо делать.

— А как же Люк? — спрашиваю я холодным голосом. — Ты вообще о нем думала? Ты думала о том, как он в тебе нуждался, когда заболел? Когда ему нужна была пересадка печени, а мы не могли