— Оближи, — донесся до нее его голос.

И она послушалась. Втянула пальцы Дэна в рот, увлажнила языком. Прикусила, едва сдержавшись, чтобы победно не улыбнуться, когда услышала приглушенный стон. А следом застонала и сама, стоило только Дэну начать потирать ее клитор. Он намеренно медленно дразнил его, опускался ниже, чтобы чуть ввести пальцы внутрь, и тут же выскальзывал и снова растирал чувствительную точку.

— Дэн… — шепнула Юля, понимая, что уже близка к тому, чтобы получить разрядку.

— Да?

— Я тебя хочу.

— Сильно?

— Безумно.

— Мне продолжать так?

Он прикусил сосок, всосал его в рот и потянул. Пальцы продолжали кружить возле клитора, растирая его, после чего возвращались к увлажнившемуся лону.

— Да-а…

— Только так? По-другому не хочешь?

Один господь ведал, чего ей стоило сдержаться. Сейчас ей было так хорошо и сладко рядом с ним. Вот, к чему она стремилась. Идеальный самообман, когда можно солгать себе, что все в порядке.

— Хочу…

— Как ты хочешь? Я уже на грани.

Юля снова едва сдержалась, чтобы не растянуть губы в кривоватой улыбке, которая бы наверняка получилась с привкусом запредельного удовольствия.

— Хочу тебя внутри.

И Дэн сделал то, чего она так желала. Расстегнул молнию на джинсах и насадил Юлю на себя одним движением.

Она тонко вскрикнула от приятной боли, стоило только Дэну заполнить ее собой. И сама задвигалась почти сразу же. Опираясь на плечи Лебедева, задавая ритм — один на двоих.

Она сходила с ума каждый раз, как приподнималась, чтобы после опуститься и принять Лебедева в себя. Стонала, не сдерживаясь, от острейшего удовольствия, которое пронзало ее, приближая к грани. И когда Дэн положил руки на ее талию и начал сам насаживать Юлю на себя, она последовала за каждым его движением.

— А этот день кончился лучше, чем я думал, — прерывисто шепнул Даниил, когда они оба замерли в попытке отдышаться.

— А я надеюсь, он еще не кончился, — устало улыбнулась Юля и прижалась к нему так крепко, как это только было возможно.

На похоронах Дэн был пару раз, и то давно, в подростковом возрасте, когда все воспринимается совсем не так, когда становишься взрослым. В воспоминаниях это были унылые мероприятия, с которых хотелось поскорее свалить. Отец одергивал его, говорил, что так не делается и нужно чтить память тех, кто ушел, а Дэну казалось, что этим самым ушедшим сейчас уже вообще плевать на все. Кто там пришел чтить их память и пришел ли вообще.

Сейчас же все было совсем иначе. Юля не показывала того, что чувствует, но сам Дэн, казалось, ощущал все, что ее переполняло. На кладбище Женя тихо плакала, родители Юли скромно стояли в стороне, было еще три голосящих и причитающих пожилых дамы и четвертая рядом с ними, весьма экстравагантного вида, которая регулярно их одергивала. И сама Юля. Молчаливая и незнакомая, боль которой хотелось забрать себе.

— Ты в порядке? — спросил он в который раз, понимая, насколько чужеродно и банально звучит этот вопрос, и Юля кивнула.

— Да. Иди к машинам с остальными, я немного еще постою здесь.

Она поправила черную ленту на одном из венков и осталась возле могилы. А Дэн ушел, правда, не к машинам. Остановился за деревом и тяжело вздохнул. Маленькая и какая-то уменьшившаяся фигурка Юли, одетой во все черное, казалась ему особенно трогательной и хрупкой. Он сжал челюсти с такой силой, что зубы скрипнули друг о друга.

И он сам, и его отец задолжали Юле непомерно много. И теперь он собирался если не расплатиться по счетам, то сделать все, чтобы это чувство, которому не было названия, но которое жило у него внутри, хоть немного поблекло.

Он хотел подарить Юле столько счастья, сколько сможет. Готов был зубами рвать любого, кто посмел бы причинить ей страдания. Если конечно, такой самоубийца все же отыщется. А сейчас… сейчас был способен только попробовать разделить ее боль. И надеяться, что это поможет Юле хотя бы отчасти.

— Я думаю, что вполне можно поставить тебя главой филиала. Сначала в области, потом вот Дэну будешь помогать, — закивал Алексей Маркович, обращаясь к Воронцову.

Они все собрались у Даниила в квартире, где был накрыт простой поминальный стол. И куда не добрались те самые экстравагантные старушки. К облегчению Дэна.

— Пап, может, сейчас не об этом? — мягко уточнил он, садясь рядом с отцом, и тут же ему на плечо опустилась рука Юли, которая присела рядом на подлокотник.

— Не об этом? — не понял отец.

— Все нормально, — вступила Воронцова. — Думаю, папе будет интересна эта должность.

Сейчас Дэн смотрел на все окружающее словно бы глазами Юли. Переживал за то, что беседы о бизнесе, инициированные отцом, могут покоробить Воронцову. Видел, как воодушевилась этой новой идеей ее мать, как ожил отец Юли, который, как оказалось, весьма сведущ в бизнесе, но все равно его волновала уместность того, о чем говорил Лебедев-старший. А сейчас, когда понял, что Юля воспринимает все нормально, расслабился.

В этот момент, когда они были рядом — вот так, все вместе — он почувствовал, каково это — быть семьей. Делить общие беды и радости, помогать и быть опорой друг для друга. И знать, что тебя всегда поддержат.

Когда остался наедине с отцом в кухне, где они вышли на балкон, чтобы покурить, для Дэна снова нашелся повод, чтобы удивиться.

— Юля твоя отличная девочка. Оказывается, вы с ней вместе учились. А я и не в курсе был, — заговорил Лебедев-старший, выпуская изо рта дым в открытое окно.

— Учились, да. Я и сам забыл об этом, пока с Юлей снова не встретился.

Он помолчал, докурил и задал тот вопрос, который можно было бы и не задавать, но который так или иначе его интересовал:

— Уже не считаешь, что она мне не подходит? — вскинув бровь, он затушил окурок в пепельнице и взглянул на отца.

— Нет. Не считаю. Наоборот… Теперь думаю, что если ты ее обидишь, я первый приду и надеру тебе уши.

— Ого! Ты этого даже в детстве не делал! — со смешком притворно ужаснулся Дэн. И услышал то, от чего на лице его сама по себе расплылась довольная улыбка:

— И не хочу начинать. Просто не давай мне повода.

Как-то само собой разумеющимся стало то, что Юля не только останется ночевать у Лебедева, но и вообще к нему переберется в ближайшее время. Когда все разъехались по домам, Дэн позвал ее на балкон, где оба и устроились на мягких креслах. Оба пили вино, смотрели на то, как за окном живет своей извечной вечерней яркой жизнью мегаполис и говорили ни о чем и обо всем сразу.

— Думаешь, папа сможет…

— Считаешь, что твой отец…