и вправду не оказывается, но и мы не слишком голодны, поэтому просто заказываем овощную тарелку и красное вино, чтобы звякнуть друг о друга наполненными хрустальными бокалами.

— За что будем пить? — улыбаюсь я.

— За то, чтобы всегда было вот так: ласковый июль, теплая ночь, путешествие в лето, любовь, красное вино и предвкушение горячего секса.

— Да ну тебя, — я смущаюсь.

— Тебе же интересно, как я собираюсь это сделать? — он ухмыляется и смотрит мне прямо в глаза, цепляя на крючок мой завороженный взгляд.

— И как? — шепчу я невольно.

— Никаких секретов, детка. Я просто зажму тебе рот и выебу.

От этих слов у меня вспыхивают щеки, я задыхаюсь и быстро сжимаю бедра, чтобы не показать своего возбуждения, но этим-то его и выдаю. Петя посмеивается и разводит руками:

— Вот видишь, чтобы тебя завести, достаточно пары слов.

— Ты ужасен, — я морщусь.

— Я просто чудовище, — подтверждает он. — Пей давай!

Когда мы возвращаемся на свои места, на часах уже за полночь, и вагон погружен в тишину и полумрак. Голову немного кружит от свежего воздуха, которым так безумно вкусно пахнет между вагонами, и выпитого вина. Я пытаюсь сфокусироваться на лице напротив своего:

— Может, я все-таки лягу к себе?

Петр улыбается и молча подсаживает меня, помогая забраться наверх, а потом залезает следом.

— И что теперь? — шепчу я тихо, прижавшись спиной к холодной стене.

— Снимай штаны, — отвечает он совершенно серьезным тоном, от которого по всему телу пробегают волны мурашек. Это звучит возбуждающе и одновременно совершенно ужасно. Я свешиваюсь с полки, пытаясь рассмотреть в темноте наших соседей и понять, точно ли они спят. Потом все-таки подцепляю резинку штанов и стягиваю с себя вместе с бельем. Уровень стыда, который я при этом испытываю, равен тысяче процентов. Если нас застукают — это административка? Или сразу уголовка?

Петя заставляет меня лечь на спину, согнуть одну ногу и прижать к стене, а вторую вытянуть, сам протискивается между моих бедер, спустив с задницы штаны. Его начинающий набухать член утыкается в мой лобок, но я так напряжена, что пока не готова его принять. Петя торопливо накрывает нас простынью, проверяет меня пальцами, проводя по промежности, и подносит их к губам:

— Ты меня не хочешь?

— Я боюсь, — шепчу я.

— Боишься, что нас застукают? — он ухмыляется мне в губы и кусает за мочку уха, а пальцами накрывает клитор, принимаясь массировать по кругу. Я сжимаю зубы, чтобы не застонать. — Боишься, что кто-нибудь увидит, как я трахаю тебя? — продолжает он, и от жарких слов, сказанных в самое ухо, и от его пальцев между моих бедер тело наконец отзывается, нервные окончания вытягиваются струнками, кровь приливает к набухающему клитору. — Боишься, что закричишь от избытка ощущений и перебудишь весь вагон? — меня захлестывает напирающий ужас, дыхание перехватывает от страха, а он медленно, чтобы я не вскрикнула от неожиданности, вводит в меня указательный палец и скользит им по нежным стенкам влагалища. Чтобы не застонать, я до крови кусаю себя за нижнюю губу, а потом Петя просто накрывает мой рот ладонью, прижимая нижнюю челюсть, и я выгибаюсь под ним, чувствуя, что внутри уже два пальца…

49 глава. Жаркая ночь и прохладное утро

Это единственное, о чем я сейчас думаю: как не застонать и не выдать себя. Но страх только подхлестывает, обостряет ощущения. Я чувствую каждое движение сильных мужских пальцев внутри своего тела. Вот он разводит их и соединяет снова, вот чуть сгибает, царапая стенки, вот накрывает большим пальцем клитор и массирует неумолимо и беспощадно, по-прежнему затыкая мой рот свободной рукой и прижимая к полке всем телом, чтобы не дергалась. Я чувствую себя обездвиженной, воздуха не хватает, голова кружится, а его пальцы продолжают мучительно-медленно скользить в истекающем смазкой влагалище. Он смотрит мне глаза в глаза, молча ухмыляясь, наслаждаясь своей изощренной пыткой, а потом вытягивает пальцы и облизывает их, засовывая в рот все три фаланги.

— Можно, я спущусь вниз? — выдавливаю я, стараясь говорить тихо и не дышать слишком часто.

— Нет, — Петя качает головой и протискивается между нашими телами, чтобы упереться напряженным членом в мою пульсирующую промежность.

— Пожалуйста, не надо, — прошу я жалобно. — Я не выдержу.

Вместо ответа он снова затыкает мне рот и подается вперед, медленно пронзая мое тело. Я вцепляюсь ногтями в его плечи, зная, что оставлю на коже кровавые борозды, но не могу иначе. Петя чуть морщится, ухмыляясь и словно говоря: я тебе за это отомщу, — но двигается очень медленно. Вместо того, чтобы скользнуть внутрь и потом наружу, он входит до упора и замирает, а потом начинает двигать бедрами по кругу, не меняя глубины. Со стороны может показаться, что ничего не происходит, практически никакого движения под простынею, но на самом деле…

Это новое ощущение накрывает с головой, заставляя звезды вспыхивать и плясать перед глазами. Мне хочется закричать, но я не могу. Хочется выгнуть поясницу, но я не могу. Хочется запрокинуть голову и напрячь до боли шею, но и этого я сделать не могу. Он лишает меня всех способов выпустить энергию, справиться с этим адовым напряжением. Мне приходится принять и пропустить через себя весь ебаный кайф, разливающийся по телу электрическими волнами. Я задыхаюсь, глаза наполняются влагой, и слезы текут вниз, заливая уши. Нервные окончания звенят от удовольствия, которое сравнимо с болью. Кажется, что это невозможно выдержать, что проще умереть. Когда наступает оргазм, я впиваюсь в его плечи так, что потом с трудом расслабляю застывшие от напряжения пальцы. Петя неожиданно выскальзывает наружу и в три сильных толчка кончает, а потом наконец убирает руку от моего рта. Я с усилием разжимаю челюсть и принимаюсь лихорадочно вытирать дрожащими пальцами дорожки слез.

— Когда ты успел надеть презерватив? — бормочу первым делом.

— Не бойся, успел, — фыркает он. — А если бы и нет, то что? Если ты окажешься беременна — обещаю не бегать по лабораториям с ДНК-тестами.

— Что, хочешь ребенка? — спрашиваю я в шутку.

— Хочу, — отвечает он вполне серьезно, и с моего лица сползает улыбка:

— Петь…

— Не обязательно прямо сейчас, — уточняет он. — Но да. И не спорь. Можешь теперь спускаться вниз и вот это вот все. А мне надо поискать перекись водорода, ты расцарапала меня так, что у тебя под ногтями остались кровавые ошметки моей кожи, смотри…

— Прости, — морщусь я виновато, а он целует меня в нос:

— Ничего, это мне на память.

Он помогает мне спуститься, а потом спрыгивает