Шоколадные конфеты с начинкой из «Pervitin» давали в первую очередь пилотам бомбардировщиков, экипажам подводных лодок, медперсоналу, танкистам («Panzer-schokolade» — «танковый шоколад»).

Кстати, одно из обвинений, которые предъявляли Гитлеру заговорщики, планируя на него покушение, было связано в том числе и с тем, что он «профанирует идею войны как профессии, превращая её в войну берсерков».

(Берсерками называли викингов, которые шли в бой, накушавшись мухоморов. Ими, берсерками, владело нечеловеческое бешенство, остановить их могла только смерть, и то не с первой попытки. Но им было абсолютно всё равно, с кем воевать и за что.)

Среди заговорщиков больше половины составляли прусские офицеры.

Ну а потом — всё закончилось. И уцелевшие офицеры колоннами пошли в Сибирь; их жёны, забыв свою прусско-дворянскую гордость, за кусок хлеба обстирывали и обшивали жён победителей… Потому что «а ля гер ком а ля гер» («на войне как на войне»), как говорят французы. Что в данном случае означает: не мы первыми сунулись на эту землю с мечом.

Но это уже совсем другая история.

Эта прогулка — по Кёнигсбергу винному. В Европе восточнопрусское вино называли «незабываемым». Едва ли это был комплимент — кёнигсбергское кислое вино ещё величали вином «трёх людей» (не путать с «сообразить на троих»!): первый должен был держать того, кто пьёт, а третий — вливать кислятину в горло второго.

Древние пруссы вина не знали. Их излюбленным напитком был «бэрефанг» — шнапс золотисто-жёлтого цвета, изготовленный из 96-процентного винного спирта и свежего, ещё не засахарившегося пчелиного мёда. «Бэрефанг» употреблялся также в виде медовой мази (особенно во время религиозных праздников и при отправлении культовых обрядов). Считалось, что, если за ужином после нескольких глотков «бэрефанга» вытереть себе губы цветком, а потом подать этот цветок любимой девушке — она не устоит.

И отдастся.

Для усиления эффекта в «бэрефанг» подмешивали кровь, пот, пепел сожжённой вещи, принадлежавшей «объекту любви», превращая тем самым напиток в настоящее приворотное зелье.

Тевтоны, огнём, мечом и крестом искореняя языческое прошлое края, тем не менее оценили достоинства «бэрефанга»: во многих питейных заведениях трёх средневековых городов медовый шнапс готовили собственноручно. (Кстати, это довольно просто: 750 грамм свежего мёда слегка подогреть, влить в пол-литра винного спирта, хорошо встряхнуть бутыль, всыпать пряности — гвоздику, корицу, ваниль — и наслаждаться.)

Впоследствии «бэрефанг» стали производить на заводе. Самой известной была фирма «Тойке-Кёниг», разливавшая свой медовый шнапс во фляжки особой формы, украшенные плетением из лыка или соломы. На этикетке был изображён бурый мишка, засунувший лапу в пчелиный улей. Иногда — писали короткие стишки или афоризмы.

Понятно, что бесспорное предпочтение немцы отдавали пиву. Пиво из немного пережжённого солода рекомендовалось кормящим матерям, им потчевали младенцев, а в 817 году, во времена, когда по уставу святого Бенедикта Нурсийского унифицировалась жизнь во всех монастырях, дневная норма пива составляла 2,5 литра для монаха и 1,5 литра — для монахини.

Пиво не было запрещено и во время поста. Кстати, святой Бенедикт разрешал при необходимости (жара, холод, тяжёлая работа) выходить за рамки собственных рекомендаций — по усмотрению настоятеля. (Справедливости ради стоит отметить, что в старинном пиве было гораздо меньше хмеля и алкоголя, но гораздо больше солода, отчего оно было намного полезнее и питательнее сегодняшнего.)

Вино любили аристократы. Известно, что великий философ Иммануил Кант называл пиво «пищей дурновкусия». Гостям на своих знаменитых обедах он подавал исключительно вино — сухое красное и белое. С изысканнейшим букетом: достигнув определённого уровня благосостояния, Кант, чья юность прошла в нищете, позволял себе полакомиться. (Старик-философ, кстати, вовсе не был анахоретом, каким его принято изображать. Он очень ценил женскую красоту. И, будучи слепым на левый глаз, за обедом всегда просил какую-нибудь юную красавицу сесть справа.)

Есть и ещё один забавный нюанс. Помните, в романе Булгакова «Мастер и Маргарита» Воланд говорит о том, что беседовал с Кантом за завтраком? Если учесть, что великий «прусский затворник» никогда не покидал пределов своей «малой родины», — значит, Воланд бывал в Кёнигсберге! В том самом домике (на Принцессенштрассе, 2, около Королевского замка), который — не прошло и полугода со смерти философа! — оказался проданным некоему купцу под кафе. А спустя 90 лет и вовсе снесён: новым хозяевам понадобилось место для магазина дамских шляпок.

В 1924 году, когда Европа готовилась отмечать 200-летие со дня рождения Канта, на шляпном павильоне появилась мемориальная доска: «На этом месте стоял дом, в котором Иммануил Кант жил и учил с 1783 по 1804 год».

«Рукописи не горят», — как справедливо заметил всё тот же Воланд.

И ещё. Гофмановского кота Мурра — серого и полосатого — художники (в том числе и калининградец Виктор Рябинин) очень часто рисуют здоровенным и чёрным как сажа. Если принять во внимание пребывание Воланда в Кёнигсберге — это вполне оправданно! Наверняка Князя Тьмы сопровождала его свита. И чёрный кот Бегемот не мог не оставить здесь своих наследничков. А значит, в каждой серо-полосатой кошке живёт Мурр, в каждом чёрном (и особенно чёрно-белом!) котище — Бегемот. А место, где находился домик Иммануила Канта, вполне может стать Меккой для сатанистов. Или — для поклонников Булгакова.

Впрочем, вернёмся к вину.

В XVII веке кёнигсбергские торговцы вином и пивом серьёзно обеспокоились: по Европе триумфально шествовал кофе! Испугавшись, что народ найдёт новинку не просто приятно возбуждающей, но и заменяющей традиционные алкогольные напитки, торговцы скинулись и щедро заплатили местному духовенству. Которое тотчас объявило кофе «нехристианским напитком», употребление его — смертным грехом, а первые кофейни — сборищем спорщиков и смутьянов. Утверждалось также, что кофе («сажа с водой») вызывает смертельные болезни.

Но запретный плод особенно сладок, кофейни продолжали существовать, а число их посетителей увеличивалось даже не в геометрической — в астрономической прогрессии. Прусскому королю Фридриху I, казна которого обеднела в результате многочисленных войн, пришла в голову блестящая идея: установить на кофе государственную монополию! Особым декретом короля во всех городах Пруссии — и особенно в купеческо-портовом Кёнигсберге — была введена должность вынюхивателя кофе. Прогуливаясь по улицам, специальные правительственные чиновники должны были вынюхивать нелегальные сушилки кофе!