застываю на месте. Она никогда мне не звонит, если только дело не касается Ребекки, так что я автоматически предполагаю худшее.

Перед глазами мутнеет, кружится голова. Я подхожу к двери, чтобы принять звонок; Макс бегает вокруг меня и нетерпеливо виляет хвостом. Но когда я смахиваю экран, передо мной оказывается совсем не Клод.

Это сама Ребекка, и она плачет навзрыд.

– Малышка! Ребекка, что случилось? – спрашиваю я. – Где мама? Что с тобой?

Я слышу на лестнице шаги Роуз, так что выхожу на мороз, надеясь, что она поймет: я разговариваю по телефону и лезть не надо. Я весь день гулял с Максом в национальном парке Гленвей, а вернувшись, принял горячий душ и чувствовал себя отлично, пока мне не позвонила заплаканная дочь и не выбила почву у меня из-под ног.

– Папочка! – всхлипывает она и захлебывается рыданием, не в силах сказать ничего больше.

– Ребекка, рассказывай!

– Я… я… Папочка, я просто хочу домой, – плачет она, по ее красивому личику катятся слезы. – Пожалуйста, можно мне домой, пап? Мне больше не нравится на Тенерифе. Тут все было, как в отпуске, но теперь я соскучилась по тебе и просто хочу быть дома, в Белфасте, с тобой и Максом, и…

Живот сворачивается в огромный узел. Кровь так закипает в венах, что я едва могу дышать.

– Ребекка… Ребекка, милая, до Рождества всего пара дней, и мне нужно, чтобы ты была сильной, – говорю я, хотя сам в этот момент сильным себя не чувствую. – Ты знаешь, что я приеду, как только смогу. Ты так хорошо со всем справляешься. Где мама, Ребекка? Можешь мне сказать?

Я считаю себя достаточно спокойным человеком и в какой-то степени горжусь тем, что в разных ситуациях не теряю лицо, но даже моя сила воли не в состоянии выдержать удар в виде расстроенной дочери, которая плачет на другом конце мира, а я ничего не могу для нее сделать.

– Все… другое. Мне страшно, пап, я даже языка не знаю, хоть и пытаюсь выучить, и мне так страшно. Я хочу домой.

Наконец я слышу голос Клод на заднем плане, он становится все ближе и ближе. Когда она понимает, что Ребекка говорит по телефону, она отнимает его и, взглянув на меня через экран, надевает улыбку и перекидывает через плечо темные волосы.

– О, привет, Чарли!

– Что происходит?

– Ничего! Она в полном порядке, – быстро говорит Клод с такой фальшивой улыбкой, которой обычно прикрывается, пытаясь убедить собеседника в том, что никакой проблемы нет. – Все хорошо. Ей просто сегодня немного скучно, вот и все.

– Клод, она не в порядке, – выдавливаю я сквозь стиснутые зубы. – Ей не скучно. У нее истерика. Что-то случилось?

Нельзя терять самообладания.

– Нет, ничего. Это так похоже на тебя, делать поспешные выводы…

– А на тебя так похоже увезти нашу дочь в другую страну через несколько месяцев после знакомства с кем-то. Я волнуюсь, она позвонила мне в слезах…

Клод делает большие глаза; я помню, это значит, что мне надо понизить голос.

– Ну… ну, нам всем сейчас непросто, – говорит она, подавая мне знаки, что Ребекка все еще слышит наш разговор. – Но это потому, что все такое новое, да, папа? Потому что все новое, и скоро Рождество, так что эмоции зашкаливают. Рождество здесь совсем другое. Не хуже, не лучше, просто другое.

Зашкаливают? Ну конечно, они зашкаливают! С того самого дня, как она увела моего ребенка прямо у меня из-под носа, как будто мое мнение не имеет никакого значения, и увезла ее в другую чертову страну.

Но я ничего не говорю, потому что знаю: Ребекка и так расстроена, нечего ей слушать, как мы собачимся с ее матерью.

Надо держать себя в руках. Думать о дочери.

– Да, все, конечно, очень новое, – говорю я Клод, хотя на деле хочется закричать. Не хочу даже разговаривать с ней. – Можешь, пожалуйста, передать телефон Ребекке?

Меряя шагами крыльцо, я чувствую, как все мое тело пульсирует.

– Не думаю, что это поможет, Чарли.

– Папа!

Сердце обливается кровью.

– Клод, пожалуйста, дай ей телефон.

– Нет, Чарли, ты делаешь только хуже.

Ладонь стискивается в кулак, и я закрываю глаза, чтобы хоть как-то попытаться сбросить напряжение.

– Она расстроена и хочет поговорить со мной.

– Она расстроится еще сильнее, если увидит, что расстроен ты, – говорит мне Клод, повышая голос. – Да, нам полезно признать, что бывают и хорошие, и плохие дни, но мы привыкаем. Ребекка это понимает. И хорошо справляется.

– Ребекка, – говорю я громко, чтобы она услышала. – Милая, папа тебя любит, и мы совсем скоро увидимся. Будь сильной, детка. Присылай фотографии, и я тебе буду присылать. Звони мне в любое время, не обязательно всего раз в неделю. Слышишь, Ребекка?

Я не могу сдержаться. Я пытаюсь оставаться спокойным, но, если Клод не хочет давать моей дочери трубку, я буду кричать, чтобы она услышала.

– Это не поможет, – твердо чеканит Клод. – Мы договорились созваниваться раз в неделю как раз для того, чтобы не было подобных сцен. Ты волнуешься по пустякам, а это никому не нужно.

– Я волнуюсь не по пустякам. И эта договоренность – хрень собачья, Клод. Наш ребенок позвонил мне с твоего телефона весь в слезах! – я изо всех сил стараюсь не переходить на крик. – Боже, ты хоть понимаешь, что мне тоже тяжело? Можешь представить, как чувствовала бы себя, если бы Ребекка была в другой стране в это время года – да в любое время? Ты могла дать нам возможность хотя бы отпраздновать вместе Рождество. Я тебе говорил, что так будет. Я знал, что так будет.

Клод вешает трубку. Вешает, мать ее, трубку, и мне так сильно хочется что-нибудь разгромить.

– Мать твою! – взрываюсь я, забывая, что Роуз, наверное, где-то неподалеку. Мне стоит невероятных усилий не отшвырнуть телефон, так что вместо этого я просто обхожу дом и шагаю вниз, по заднему дворику, пока дальше идти уже некуда, – разве что в лес, – и останавливаюсь, пытаясь унять сердцебиение.

Хочется кричать. Губы дрожат, глаза щиплет. Я уже не помню, когда в последний раз плакал.

– Чарли?

Голос Роуз доносится с кухни, и я поднимаю руку, чтобы дать понять: я ее слышу.

– Я в порядке, – бросаю я в ответ, надеясь, что она даст мне побыть одному, как и я вчера, когда она была расстроена. – Все хорошо. Я в порядке.

К счастью, я слышу, как закрывается дверь, и лай Джорджа из кухни. Я признателен Роуз, что она не стала давить или задавать вопросы. После того как