Его удивило, сколько всего она, похоже, знает о равнинах за горами, – удивило и то, что повстанцы прячутся в горах и не отступают, а, наоборот, набирают силу, создают союзы и растут числом.

Однако Орест раздумывал над подлинностью сказанного – когда она сообщила, что не знает имен участников. Орест решил, что Леандр теперь уже среди них, а также члены его семьи. Но упоминать об этом не стал.

* * *

Он начал замечать, как его мать все более озабочена, как времени на него у нее все меньше. Однажды, когда они сидели вместе, в комнату вошел Эгист и подал матери знак, которого, по замыслу Эгиста, Орест не заметил бы. Мать попыталась вернуться к предмету разговора, но Орест видел, что на нем она уже не сосредоточивается. Вскоре мать нашла отговорку уйти, сказав, что ей нужно разобраться со слугами. Но Орест ей не поверил: он знал, что происходит нечто посерьезнее.

* * *

По ночам дворец безмолвствовал. Иногда Орест спал крепко и пробуждался утром, жалея, что сейчас не вечер накануне, когда впереди его ждали грезы и забытье, а не вездесущая тягость дня: к матери с Эгистом приходило совещаться все больше и больше людей, и мать пыталась скрыть тревогу, делаясь все общительнее за едой. Электра, в свою очередь, стала еще более замкнутой.

Но чем больше он привыкал к молчанию, тем больше осознавал, что оно не полностью настоящее. Начал улавливать звуки: кто-то тихонько сновал по коридорам, например, или призрачно шептался, а затем ненадолго – опять ничего. Вскоре он стал устраиваться рядом со своей комнатой в самые темные часы и видел, как ходит туда и сюда Эгист, движется быстро, а также заметил, что по коридорам ходит и мать. Он даже засек, как Электра перебегает коридор – из своей комнаты в комнату напротив.

Стражники всего лишь стояли на часах. Казалось, это не их работа – останавливать каких-либо должностных лиц, чтобы те не заблудились во дворце, а лишь защищать их от чужаков. Поначалу Орест предположил, что они вообще не уходят с назначенных им постов, чуть ли не как предметы меблировки. Но однажды ночью наблюдал, как Эгист вышел из комнаты, где обычно спал с матерью Ореста. Орест видел, как Эгист медленно приближается к стражнику, зовет его и показывает знаками, чтоб тот шел следом. Эти двое двинулись по коридору в одну из редко посещаемых комнат в передней части дворца, но все прочие стражники словно не замечали их присутствия. Орест выждал сколько-то – посмотреть, вернутся ли, а когда этого не случилось, прокрался по коридору сам, минуя стражников, – сделал вид, что не видит их. Встал за дверью в комнату, куда удалились Эгист и стражник.

Звуки, донесшиеся оттуда, были ему знакомы, – их ни с чем не перепутаешь. Он задумался, ходила ли в какую-нибудь подобную ночь его мать следом за Эгистом, слышала ли, как там пыхтят и знойно дышат.

Задумался он и об Электре. Она тоже перебирается через коридор с тайной целью? Тут же подумал о Леандре, что он сказал бы обо всем этом, если ему изложить, сколько всяких вопросов задал бы и какие соображения выдвинул. Но затем Орест осознал, что поделиться всем этим с Леандром не сможет. Придется держать при себе, пока Леандр не возвратится.

Однажды ночью он проснулся и увидел Электру в коридоре: она шла в какую-то комнату, а за ней – стражник. Орест заметил, как к той же комнате приближается другой стражник, заходит внутрь. Снаружи ему был слышен лишь шепот, голоса до того тихие, что он даже не мог разобрать, кто именно сейчас говорит. Тон голосов серьезный, каков бы ни был предмет разговора.

Постепенно Орест научился различать стражников. Лишь двое ходили за Эгистом, зато несколько перебирались через коридор потолковать с Электрой. Как-то посреди ночи Орест стоял и наблюдал, как мать ходит туда-сюда по коридору; задумался, не скользнет ли и она куда-нибудь в комнату, а за ней стражник. Но мать перемещалась, слишком погруженная в себя, вроде сомнамбулы или человека, пытающегося решить трудную задачу. Даже пройди она мимо Ореста, понимал он, мать его не заметит. Что-то было у нее на уме, что-то осмысляемое в полном, несокрушимом уединении.

Кое-кто из дневной стражи частенько переходил в стражу ночную. Одного дневного стражника Орест знал еще до своего похищения. Отец этого стражника, тоже стражник, всегда был готов развлекать Ореста, когда тому хотелось посражаться на мечах. Орест вспомнил, что старший страж часто брал с собой сына: мальчик был милого нрава и охотно играл с Орестом, хотя был на несколько лет старше.

Теперь этот мальчик вырос и стал мужчиной, стоял днем на посту у двери в комнату Ореста. Поначалу вел он себя официально: лишь едва заметно кивал, если Орест проходил мимо. Когда Орест заговорил с ним – напомнил об их детских поединках и спросил об отце, – стражник остался немногословным и суровым. Когда его перевели в ночную смену, он по-прежнему едва замечал Ореста.

Впрочем, постепенно он начал меняться. Выйдя на пост, он предупреждал Ореста о своем появлении, давал знать, когда другие стражники уходили и он вставал на их место. Словно ему думалось, что Оресту будет приятнее, спокойнее с кем-то, кого он знает.

Раз ночью Орест проснулся и, все еще лежа в постели, откашлялся. Единственный звук, нечто, никому в коридоре не слышное, как он думал. Но стражник услышал, вошел в комнату и сел на край ложа, спросил, не надо ли чего. Орест ответил, что едва проснулся и, наверное, вскоре опять заснет, стражник на миг коснулся его, а затем убрал руку.

– Я с Леандром, – прошептал он. – Мой отец – друг его деда. Леандр попросил меня быть здесь. Заняло некоторое время: никто не должен заметить.

– Где Леандр? – спросил Орест.

– В горах, с повстанцами.

Они прислушались – не слышно ли чего из коридора.

– Леандр говорит, что ты – с ним, – прошептал стражник.

– Я ему друг.

– Он говорит, что ты его поддержишь.

– Скажи ему… – начал Орест.

– Мне пора, – произнес стражник. – Зайду еще, когда смогу.

Когда пришел в следующий раз, дал понять, что совсем не может говорить, что в коридорах слишком оживленно. Еще чуть погодя, впрочем, он пришел и задержался подольше, рассказал Оресту, что о происходящем или о том, где сейчас Леандр, у него вестей больше нет, но как только будут – он их доложит.

Его присутствие в комнате в некоторые ночи стало частью неспешного ритуала возвращения Ореста во дворец, с ежедневным временем, выделенным для Электры, для матери, которой его общество было нужно еще больше – с тех пор как Эгист отправился собирать армию, чтобы раз и навсегда покончить, как она сказала, с недавним восстанием.

Поначалу он пытался задавать стражнику вопросы, но тот прижимал ладонь ко рту, показывая, что кто-нибудь, возможно, слушает под дверью. Даже когда они были вдвоем, стражнику удавалось не издавать ни звука, и он старался учить Ореста, чтобы тот, чем бы ни занимались они во тьме комнаты, не возмущал безмолвия. И это тоже стало частью ритуала.

Как-то раз ночью, когда стражник был у Ореста и уже готовился вернуться на пост, он поманил Ореста за собой. Они вместе замерли в коридоре, стражник прислушался. Когда наступила чистейшая тишина, он взял Ореста за руку и повел его обратно в комнату, встал впритык к нему в самом дальнем от двери углу и зашептал.