– Но послушайте, – заволновался Леонид. – Это же ненаучно! У нас нет никаких доказательств, что Король в городе. Вы же не смогли еще ни о чем расспросить этих двоих несчастных, правильно?

– Молодой человек, – сказал с присущей ему иронией Лакомб, – не забывайте, что вы живете в мире, где существуют колдовство и вампиры, и не все медиумы являются шарлатанами. Более того, вы сами – часть этого мира. Оборотни лучше всех знают своего самого заклятого врага. А месье Лелю – возможно, самый старый гару Парижа.

– И он абсолютно бесстрашен – пятьдесят лет назад он фактически в одиночку выманил беглого преступника, обладавшего Высшим рангом, – с неохотой добавил Томази.

– Уж не о Пресветлом ли д’Амбуазе вы вспомнили, коллега? – усмехнулся Темный знахарь, и Леонид моментально сообразил, где уже слышал это имя – в галерее химер на колокольне Нотр-Дам. Холодный камень, облик страшной хищной птицы и рассказ Мари о реальном родственнике книжного персонажа – сеньоре де Бюсси. Именно д’Амбуаз исподтишка руководил действиями кардинала Ришелье, за что и был впоследствии заключен в неживое.

– Месье Лелю смог арестовать Высшего мага, бывшего Пресветлого коннетабля Франции?! – не поверил он.

– Ну, не сам, не сам, – снисходительно махнул Лакомб ухоженной рукой. – Но выманить из тайного логова Иного, который весьма удачно скрывался от правосудия больше двухсот лет, – это, согласитесь, заслуга более чем значительная. Так что в талантах месье Лелю мы можем быть уверены. Его чутье подскажет ему, что делать.

– Но ведь оборотни, если соберутся здесь стаей, могут задрать невиновных!

– Могут… – Лакомб извлек из жилетного кармана золотой брегет, украшенный бриллиантами, – еще шестнадцать часов. А по истечении этого срока наши доблестные оппоненты, коллеги месье Томази, возымеют полное право призвать их к ответу. До полуночи же Светлые имеют право устроить охоту на волков без суда и следствия. Полагаю, месье Лелю тоже отлично это понимает, и его клан и все семьи, что он призовет, будут осторожны. Кстати, а куда подевался мой коллега?

Светлый целитель действительно удалился на несколько шагов, пока они обсуждали Лелю. Сейчас Томази занимался любопытным делом: кажется, разговаривал с собственным перстнем. Тот мерцал большим синим драгоценным камнем. Мерцание становилось то ярче, то тише в таком порядке и ритме, что у Леонида не возникло никаких сомнений: это происходило в такт французской речи, явно передаваемой через Сумрак. Он сам говорил и слушал через Сумрак весьма неуверенно из-за своего низкого ранга – подобно тому, как с трудом различает тональности и ноты человек с плохим музыкальным слухом. А ночные дозорные Парижа, очевидно, сумели найти приспособление, чтобы усилить сумеречный голос.

– Возможно, мы и живем в мире суеверий, месье Лакомб, – медленно сказал Леонид. – Когда-то и атмосферное электричество считалось карой богов, а теперь мы сами освещаем электричеством вот этот дворец и улицы. То же самое постигнет Иных, месье. Однажды наука разберется в Сумраке так же, как разобралась в анатомии. А может, и отбросит нас, как отбросила алхимию. Телефонный аппарат можно будет безо всякой магии уместить в ваших часах или в перстне…

Томази закончил свои переговоры и в несколько шагов приблизился к ним.

– Месье, к нам везут раненых.

– Крысы? – хмуро поинтересовался Лакомб.

– Нет. Человек решил наложить на себя руки и бросился с моста.

– А при чем здесь Иные?

– Полагаю, это их рук дело, – проронил молчаливый Шарлемань, до того безучастно слушавший спор.

– Вы правы, месье. – Чувствовалось, что Томази нелегко произносить слова. – Кто-то из Светлых решил воззвать к совести весьма порочного господина. Но перестарался.

– Браво! – Лакомб поднял руки и делано поаплодировал.

– Стойте, – вдруг спохватился Леонид. – А эти юноша с девушкой… – Он указал на полог, отделяющий койки с ранеными от них. – Крысиный Король мог их посвятить… сделать подобными себе?

– Молодой человек, – низкорослый Лакомб ухитрился посмотреть на него свысока, – вам пора бы уже знать: не всякое прикосновение клыков вампира делает вампиром, не каждая царапина от зубов оборотня делает оборотнем. У ликантропов нужна целая гамма условий, чтобы жертва стала подобной хищнику. Иначе это передавалось бы даже через комариные укусы, как малярия. А кроме того… Чем экзотичнее сумеречный облик низшего Иного, тем сложнее пересотворить его. Скажем, травоядные рептилии совершенно не инициируются через укус. А Крысиный Король – уникальная тварь. Совершенно уникальная! Он всего один на каждую эпоху. Вероятнее всего, один в мире.

– Откуда же тогда берется новый?

– Это знает только Сумрак. Зачем ему вообще Иные-полузвери?

Разговор прервали голоса. Двери временного лазарета распахнулись. Леонид увидел нескольких знакомых уже ночных сантинель, которые тащили на носилках тело. Где они взяли носилки – неизвестно. Впрочем, от аккуратных дозорных образцовой службы Света вполне можно было ожидать, что они многое приберегали на подобный случай в своем экипаже.

Томази и Бернар уже сопровождали процессию. Шарлемань и Лакомб направились туда же. Леонид увидел, как с носилок свесилась рука. На холеном пальце с ровно остриженным ногтем в свете ламп блеснул дорогой перстень. Он смотрелся еще более дорогим, чем тот, с помощью которого общался через Сумрак целитель.

Александров подумал, что ему почему-то совсем не жалко этого человека. Может быть, неизвестный Светлый и не так уж перестарался. Просто болезнь часто заходит слишком далеко.

Все скрылись за белым пологом, но скоро Бернар вынырнул обратно.

– Они его не нашли, – проинформировал старший патрульный.

– С какого моста бросился… вон тот? – спросил Жан.

– Александра III.

Название, сказанное по-французски, звучало непривычно.

Леонид уже был на этом мосту и даже снял немного через Сумрак. Честно говоря, он был горд, что его стране не просто есть что показать миру на этой выставке – нет, часть ее произведений останется здесь навсегда, когда разберут все остальные павильоны. Как остались дворец Трокадеро и башня Эйфеля. На сумеречных кадрах мост, конечно, выглядел по-другому. Никаких статуй, изваяний голов-маскаронов, пилястров и гирлянд из чугуна. Мост там и вовсе был деревянным: неужели Сумрак способен на тонкую издевку?

Леонид еще в России читал о закладке этого сооружения пять лет назад. Его, помнится, возмутило описание того, что и лопатка, и молоток, употребляемые при церемонии императором всероссийским, были сделаны из золота известнейшим парижским ювелиром Фализом. При всем уважении к франко-русскому сближению золото, казалось Александрову, можно было потратить на нечто более важное.

И вот надо же было случиться: при каких обстоятельствах он теперь вдруг вспомнил о богатствах земных!

– Пока вылавливали, того и след простыл, – сказал Бернар. – Я связался кое с кем – решили усилить присутствие на Эспланаде Инвалидов.