Потом Инанна спускается в нижний мир и приближается к Эрешкигалю, храму из ляпис-лазури. У входа ее встречает привратник, вопрошающий, кто она и зачем пришла. Инанна состряпала ложный предлог своего визита, и страж, по указанию своей госпожи, проводит ее через семь врат в нижний мир. По мере прохождения одних за другими врат она, вопреки своим протестам, постепенно лишается всех украшений и одежд. В конце концов, пройдя последние врата, она, абсолютно нагая и коленопреклоненная, предстает перед Эрешкигаль и анунаками, семью судьями нижнего мира. Они устремляют на нее свои мертвенные взоры, и она превращается в труп, который затем вешают на столб.

Проходит три дня и три ночи. На четвертый день Ниншубур, видя, что его госпожа не вернулась, начинает обход богов в соответствии с ее наставлениями. Как и предполагала Инанна, Энлиль и Нанна отказывают ему в помощи. Энки же придумывает план, как вернуть ее к жизни. Он вылепливает кургарру и калатурру, двух бесполых существ, и вверяет им «пищу жизни» и «воду жизни», с которыми они должны проследовать в нижний мир, где Эрешкигаль, «мать, дающая жизнь», лежит больная «из-за своих детей»; нагая и непокрытая, она не перестает рыдать, повторяя: «горе мне изнутри», «горе мне снаружи». Кургарра и калатурра должны сочувственно повторить слова ее плача и добавить: «От моего «нутра» твоему «нутру», от моего «снаружи» твоему «снаружи». После чего им предложат воду из рек и зерно с полей в качестве даров, но, предупреждает Энки, они не должны принимать их. Вместо этого им следует сказать: «Дай нам труп, что висит на гвозде», побрызгать на него вверенными им «пищей жизни» и «водой жизни» и таким образом воскресить Инанну. Кургарра и калатурра поступают в точности так, как велит им Энки, и Инанна воскресает.

Но, несмотря на то что она теперь жива, трудности ее далеко не закончены, т. к. нерушимым правилом нижнего мира является невозможность вошедшего в его врата вернуться в верхний мир, пока он не представит замену на свое место. Для Инанны не делалось исключения. Ей и вправду позволили подняться на землю, но только в сопровождении нескольких безжалостных демонов, получивших приказ вернуть ее в нижние сферы, если ей не удастся найти какое-либо другое божество на свое место. В окружении этих мерзких надзирателей Инанна поначалу направляется в два города Шумера, это Умма и Бад-Тибира. Божества-покровители этих городов, Шара и Латарак, напуганные видом потусторонних пришельцев, накрываются мешковиной и прячутся от Инанны в пыли. Иннана довольна их унижением, и, когда демоны угрожают утащить их в загробный мир, она усмиряет демонов и таким образом спасает жизни двум богам.

Продолжив свое путешествие, Инанна и демоны прибывают в Куллаб, район шумерского города-государства Эрех. Царь этого города – бог-пастух Думузи, и вместо того, чтобы оплакивать уход жены в нижний мир, где она претерпела пытки и смерть, он «облачился в благородные одежды и восседает на высоком троне», т. е. фактически празднует ее несчастье. Вне себя от гнева Инанна бросает на него «взгляд смерти» и отдает нетерпеливым и беспощадным демонам на расправу в нижний мир. Думузи бледнеет и плачет. Он поднимает руки к небесам и молит бога солнца Уту, брата Инанны, а следовательно, своего свояка, помочь ему уйти от демонов, превратив его руки в руки змеи и ноги в ноги змеи.

Но в этом месте повествования – в середине молитвы Думузи – текст на табличках заканчивался, и до недавнего времени читатель оставался в состоянии неведения. Однако теперь мы знаем грустную концовку: Думузи, несмотря на трехкратное вмешательство Уту, унесен на смерть в нижний мир вместо своей разгневанной и раздосадованной жены Инанны. Об этом мы узнаем из до сих пор малоизвестной поэмы, которая не является частью «Сошествия Инанны в нижний мир», но непосредственно связана с этой поэмой, и в которой к тому же Думузи превращается в газель, а не в змею. Это новое сочинение было найдено на двадцати восьми табличках и фрагментах, относящихся приблизительно к 1750 г. до н. э.; но только недавно представилась возможность по кусочкам собрать полный текст и сделать его предварительный перевод, хотя некоторые из фрагментов были опубликованы десятилетия назад. Первый фрагмент этого мифа был издан Гуго Радо уже в 1915 г., но он содержал только последние строки поэмы. В 1930 г. французский ученый Анри Женуйяк опубликовал еще два фрагмента с первыми пятьюдесятью пятью строками поэмы. Но поскольку вся центральная часть отсутствовала, не было возможности догадаться, что тексты Радо и де Женуйяка принадлежат одной и той же поэме. К 1953 г. стали доступны еще шесть фрагментов, частью опубликованных, частью нет, и Торкилд Якобсен из Института востоковедения Чикагского университета был первым, кто выдвинул версию сюжета и перевел несколько фрагментов. С тех пор я насчитал 19 табличек и фрагментов в дополнение к уже известным; десять из них находятся в Музее Древнего Востока в Стамбуле (их копии были сняты мной и хранителями коллекции табличек этого музея). Наличие всех этих документов наконец-то дало возможность реставрировать текст поэмы почти полностью и подготовить предварительный перевод, на чем основано краткое изложение его содержания.

Миф, который можно озаглавить «Смерть Думузи», начинается вступлением, где автор задает меланхолический тон своему будущему повествованию. Думузи, пастух из Эреха, получает известие о том, что смерть его неизбежна, и идет в долину с полными слез глазами и горькими сетованиями:

Сердце его наполнилось слезами,

Ушел он прямо в долину,

Пастух – сердце его наполнилось слезами,

Ушел он прямо в долину,

Думузи – сердце его наполнилось слезами,

Ушел он прямо в долину,

Надел он флейту (?) себе на шею,

Дал волю страданиям:

Пой скорбную песнь, пой скорбную песнь,

О долина, пой скорбную песнь!

О долина, пой скорбную песнь, слагай плач (?)!

Меж раков в реке, пой скорбную песнь!

Меж лягушек в реке, пой скорбную песнь!

Да изречет мать моя слова плача,

Да изречет мать моя Сиртур слова плача.

Да изречет мать моя, у которой нет пяти хлебов,

Слова плача!

Да исполнится мать моя, у которой нет десяти хлебов,

Словами плача!

В день, когда я умру, о ней некому станет заботиться,

На равнине, как моя мать, да прольют слезы (?) глаза мои,

На равнине, как моя маленькая сестра, да прольют слезы глаза мои!

Думузи, продолжает поэма, ложится поспать, и снится ему вещий, пророческий сон:

Меж бутонов (?) лежал он, меж бутонов лежал он,

Пастух, меж бутонов лежал он, И, когда меж бутонов лежал он, снился ему сон,

Восстал он ото сна – то был сон, он дрожал (?) – то было видение,

Он протер глаза руками, он был ошеломлен.

Изумленный Думузи призывает свою сестру Гештинанну, божественную поэтессу, певицу и толковательницу снов, и поверяет ей свое чудесное видение:

Мой сон, о сестра, мой сон,

Вот сердце сна моего!