с другими своими сыновьями». Вместе с тем, не вызывало сомнений то, что и Дон и Мими тревожатся за своего сына и мать бесспорно является для Питера источником утешения. «Иногда на встречах с родными пациент кладет голову на грудь матери и улыбается, напоминая своим видом довольного младенца», – пишет врач. С точки зрения этого доктора, такая схема отношений – всемогущая мать и зависимый от нее ребенок – «была наиболее комфортной как для матери, так и для ее детей».

Одной из встреч с психотерапевтами стала для Мими незабываемой: тогда они с Доном испытали теорию шизофреногенной матери непосредственно на себе. Все, что говорилось врачами, делало Мими главной причиной психического нездоровья Питера и, следовательно, всех других ее сыновей. Оба родителя были ошеломлены. Сначала Мими пала духом, затем ужаснулась, и в конце концов стала защищаться.

Она твердо решила, что больше никогда и близко не подпустит к своим сыновьям университетских докторов. Отныне они станут лечиться в Пуэбло или вообще нигде.

Когда-то Мими делала ставку на порядок и уклад, заведенный в доме раз и навсегда, но теперь в ее жизни не было ничего и близко похожего на это. С каждым новым заболевающим мальчиком она все больше становилась пленницей, окруженной секретами и парализованной властью предрассудков о психических болезнях. Притворяться, что все совершенно нормально в нынешней ситуации – ненужная роскошь. Она уже не хотела скрывать жестокую боль, которую носила глубоко внутри себя на протяжении многих лет.

И все-таки, чем именно заслужила такое Мими Гэлвин? Один сын стал убийцей и умер; муж-инвалид сражен инсультом; двое серьезно больных сыновей живут в родительском доме, и за ними некому ухаживать, кроме нее. Рядом только один из мальчиков, шестнадцатилетний Мэтт, и девочки – тринадцатилетняя Маргарет и десятилетняя Мэри. Заботиться обо всех и ждать, кто заболеет следующим, – это слишком для Мими, как и для кого угодно.

В 1975 году во время рождественских каникул как-то вечером на кухне дома Гэлвинов зазвонил телефон. Мими сняла трубку. Это была Нэнси Гэри, приятельница Дона и Мими по временам Федерации. Жена нефтяного магната.

В сложившейся ситуации Нэнси никак не подходила на роль желанной собеседницы для Мими. Один звук ее бодрого и звонкого голоса звучал эхом прежней жизни и казался почти издевательским. Полеты на личном самолете Нэнси и Сэма в Солт-Лейк Сити или Санта-Фе… К такой жизни Мими уже больше не вернется, теперь это суждено кому угодно, только не ей.

Однако оказалось, что Нэнси именно тот человек, который был нужен именно в данный момент. Она спросила у Мими, как ее дела, и та впервые дала слабину. Мими сделала нечто совершенно невообразимое для себя: разрыдалась во время телефонного разговора с женщиной, которую и подругой-то назвать могла с большой натяжкой.

Нэнси нельзя назвать слишком эмоциональным человеком. При этом она умела использовать состояние своего мужа для избавления от проблем.

«Тебе надо убрать из дома своих девочек, – сказала Нэнси. И продолжила, легко и просто, как будто делая заказ в бюро обслуживания: – Отправляй Маргарет ко мне».

Мэри Гэлвин понимала, что показывать свои чувства ей нельзя. После всего случившегося мать впадала в истерику, стоило только кому-то из дочерей проявить несдержанность.

Однако когда сестра Маргарет, единственный человек в доме, которого Мэри могла считать другом, засобиралась в дорогу, она расплакалась громче и безутешнее, чем когда-либо в жизни. Мэри была в таком смятении, что родители испугались сцены расставания сестер в доме Гэри и не позволили ей поехать с ними.

В один из январских дней, который навсегда врезался в память, Мэри стояла на крыльце дома на Хидден-Вэлли и плакала навзрыд, наблюдая, как родители увозят сестру. А ее бросили с Дональдом и Питером. Оставался еще и третий брат, Джим, по мнению родителей, вроде бы готовый предоставить ей убежище. Но уже тогда Мэри в глубине души понимала, что это не так. Она чувствовала себя покинутой, беспомощной и брошенной на произвол судьбы.

Часть II

Глава 18

1975

Национальный институт психиатрии, Вашингтон, округ Колумбия

Нередко случались дни, когда Линн ДеЛизи казалось, что она находится не в том месте и не в то вовремя, что наука не для нее и что она совершила глупость, решив когда-то посвятить ей жизнь. Однако, наверное, самым худшим для нее стал день, когда ей сообщили, что она может довести до безумия собственных детей.

Такое предупреждение она получила не от кого-то, а от детского психиатра из Национального института психиатрии, считающегося ведущим американским научным центром в своей области. Он упомянул об этом вскользь на лекции. ДеЛизи, одна из немногих женщин в аудитории, проходила первый год стажировки в психиатрическом отделении вашингтонской больницы Сент-Элизабет. А еще она была единственной матерью – двое ее малышей в данный момент находились дома под присмотром няни. Как специалист по семейным отношениям, лектор Теодор Лидз из Йельского университета усматривал связь между психическим нездоровьем, точнее шизофренией, и ростом числа работающих женщин. Он сказал стажерам, что в первые два года жизни ребенка мать обязана постоянно находиться с малышом и ухаживать за ним.

ДеЛизи не могла избавиться от ощущения, что это говорят непосредственно в ее адрес. Из всех матерей пригородного района она была единственной, кто оставлял детей с няней и уезжал на работу в Вашингтон. Разумеется, супруг тоже работал, но приспосабливаться к совмещению работы и родительских обязанностей пришлось именно ей – чтобы избежать ночных смен, Линн договорилась об увеличении срока своей стажировки по сравнению с обычным.

Все остальные стажеры-первогодки промолчали, а ДеЛизи принялась возражать и потребовала доказательств. «А есть какие-то подтверждающие данные? Хотелось бы посмотреть на фактический материал», – сказала она.

Но подтверждающих данных у лектора не было. Он ссылался не на научные исследования, а на Фрейда.

В течение нескольких следующих недель ДеЛизи не оставляли мысли о том, что основой уверенности этого психиатра послужили не подтвержденные экспериментальные данные, а отдельные случаи и стереотипы. В результате лекция Теодора Лидза задала направление деятельности ДеЛизи на многие годы вперед. В эпоху двух диаметрально противоположных подходов к лечению шизофрении – психотерапевтического и медикаментозного – ДеЛизи выбрала третий путь: поиски доказуемых неврологических причин этого заболевания.

Линн захотела стать врачом еще в детстве, прошедшем в пригородных поселках штата Нью-Джерси. Ее отец, инженер-электрик, долгое время был единственным, кто поддерживал и поощрял эту мечту. Она впервые задумалась об изучении головного мозга и его взаимосвязи с психическими заболеваниями в период учебы в Висконсинском университете, начитавшись