о неврологическом действии галлюциногенов. Правда, время для этого оказалось не самым подходящим. Линн оканчивала колледж в 1966 году. Тогда в разгар вьетнамской войны многие из сокурсников-мужчин стремились попасть на медицинский факультет университета, чтобы получить отсрочку от армии. Женщина, подававшая документы на поступление одновременно с ними, изначально оказывалась в проигрышном положении. Зачем давать ей место на медфаке, если любого мужчину, которому будет отказано в приеме, могут отправить на войну?

Тогда Линн пошла обходным путем. Окончив колледж, она устроилась работать лаборантом в Колумбийский университет и поступила в вечернюю магистратуру биологического отделения Нью-Йоркского университета. В библиотеке учебного заведения она познакомилась со своим будущим мужем – аспирантом Чарльзом ДеЛизи. Незадолго до свадьбы Линн поступила в единственное доступное для нее медицинское учебное заведение – Женский врачебный колледж штата Пенсильвания в Филадельфии. Проучившись там год, она попробовала перевестись на один из аналогичных факультетов в Нью-Йорке, где продолжал учиться в аспирантуре Чарльз. В первой приемной комиссии ее спросили, что для нее важнее – дети или карьера. В другой – собирается ли она предохраняться от беременности. В обоих случаях в переводе ей отказали.

Даже муж считал, что ей следует уйти с медицинского факультета и переключиться на менее сложную учебу в аспирантуре. Однако Линн продолжила учиться, не без помощи своего декана – энергичной дамы, постоянно выступавшей за приход в профессию нового поколения женщин. Именно она договорилась с Нью-Йоркским университетом, и Линн приняли на медицинский факультет. В следующем году муж Линн получил ставку научного сотрудника в Йельском университете, и они переехали в Нью-Хейвен. Линн вернулась в свой Женский врачебный колледж и стала ежедневно путешествовать на поезде в Филадельфию и обратно. Когда она забеременела первым ребенком, декан снова пришла на помощь и организовала перевод в Йельский университет на весь последний год обучения.

ДеЛизи окончила медицинский факультет в 1972 году. Пара еще раз переехала к месту работы мужа, на этот раз в Нью-Мексико. Там Линн начала работать врачом общей практики, занимаясь лечением бедных рабочих-иммигрантов. Там же родился второй ребенок. Когда мужу предложили работу в Вашингтоне, Линн стала искать возможности устроиться там на врачом-стажером. «Меня интересовала шизофрения, потому что она – реальное заболевание мозга. Скажем так, это не просто повседневная тревожность, а настоящая неврологическая болезнь», – вспоминает она. ДеЛизи решила, что в непосредственной близости от Национального института психиатрии найдутся люди, которые считают так же.

Чтобы отыскать единомышленников, потребовалось время. Хотя в психиатрическом отделении больницы Сент-Элизабет находилось полно шизофреников, изучать эту болезнь как физический недуг считалось бесперспективным делом, по меньшей мере, с точки зрения руководителей программы стажировки. Налицо была единственная практическая проблема – таким пациентам никогда не становилось лучше. Легче заняться депрессией, пищевыми или тревожными расстройствами – чем-то, где есть хотя бы проблеск надежды на выздоровление, или тем, что иногда поддается лечению традиционными психотерапевтическими беседами.

Существовала и более серьезная проблема – тот самый антагонизм между сторонниками наследственности и среды. Вопреки ожиданиям научными руководителями программы ДеЛизи оказались психоаналитики, а не психиатры-клиницисты. Тем, кто, подобно ей, интересовался шизофренией в ходе стажировки, разрешалось провести третий год в клинике Чеснат Лодж. Больница, некогда служившая опорным пунктом Фриды Фромм-Райхманн, исправно функционировала и находилась всего в нескольких милях езды от Вашингтона. Психотерапевты оттуда по-прежнему считали детский травматический опыт одним из главных факторов развития серьезных психических заболеваний. Равно как и многие из учителей ДеЛизи в больнице Сент-Элизабет.

Линн читала все, что могла найти по теме биологии шизофрении, и постоянно встречала одно и то же имя – Ричард Уайетт. Он был сотрудником Национального института психиатрии, нейропсихиатром, изучавшим последствия психических заболеваний для головного мозга человека. Лаборатория Уайетта располагалась отдельно от остальных корпусов института в старинном здании из красного кирпича на территории больницы Сент-Элизабет. Там было достаточно места для размещения пациентов с целью долгосрочных исследований. В 1977 году, ближе к окончанию своей стажировки, ДеЛизи зашла к Уайетту обсудить возможность своей научной специализации. Он не проявил особого энтузиазма по этому поводу, сказал, что подумает, и уточнил, что вообще-то обычно набирает себе сотрудников из Гарварда. Кроме того, ему не верилось, что мать двоих малышей сможет справиться с требованиями, предъявляемыми к работе.

На этот раз ДеЛизи не злилась, она просто чувствовала удрученность. Несмотря на увеличенный период стажировки, она работала изо всех сил, чтобы выполнить программу в обычные сроки. Она была ничуть не хуже любого мужчины, хоть из Гарварда, хоть откуда-то еще. У скольких мужчин-сотрудников Уайетта есть дети? Кто-то когда-то этим интересовался?

Наставники ДеЛизи не понимали, что ее так расстраивает. Если она действительно хочет изучать шизофрению, то почему бы ей не провести последний год своей стажировки в Чеснат Лодж?

Однако Линн ждал сюрприз, ставший импульсом для всей ее дальнейшей карьеры. Уайетт обратился к ней с предложением. Он сказал, что если Линн хочет, то может завершить свою стажировку годом работы в его лаборатории. Он получает дополнительного работника бесплатно, так что обузой она никак не станет. Если Линн проявит себя достаточно хорошо, то через год станет научным сотрудником Уайетта. Он ничего не гарантирует, но попробовать она может.

«Я запускаю вас через черный ход, если угодно», – сказал Уайетт.

На трех этажах красного кирпичного здания располагались отделения биохимии мозга, невропатологии и электрофизиологии, лаборатория сна, лаборатория, в которой сотрудники проводили посмертные исследования головного мозга, и даже лаборатория, в которой животным делали экспериментальные пересадки мозговой ткани. В первую очередь Уайетт хотел выделить биохимические факторы шизофрении: тромбоцитарные и лимфоцитарные маркеры и серопротеины, которые могут инициировать психозы и бредовые состояния. В распоряжении ученого было научно-исследовательское отделение с палатами для десяти-двенадцати пациентов, направленных из разных уголков страны для участия в испытаниях экспериментальных лекарственных терапий. Этих пациентов наблюдали научные сотрудники, такие же, как ДеЛизи.

Работники Уайетта в полной мере использовали преимущества новой на тот момент технологии компьютерной томографии для поиска аномалий головного мозга у больных шизофренией. Этим ученым уже удалось обнаружить такое количество визуальных свидетельств болезни в головном мозге человека, что многие были готовы полностью отказаться от идеи влияния среды на развитие этого заболевания. В 1979 году коллектив Уайетта опубликовал исследование, показавшее, что у больных шизофренией больше спинномозговой жидкости в желудочках головного мозга – в тканях лимбической системы, в которой расположены миндалевидное тело и гиппокамп. Помимо прочего эта часть мозга отвечает за ориентацию человека в пространстве. Чем больше объемы желудочков, тем более резистентными были пациенты к нейролептикам вроде аминазина. Таким образом, обнаружилось еще одно доказательство физических причин заболевания. Один из соавторов этого исследования, психиатр больницы Сент-Элизабет Э. Фуллер Торри, заметил: «Если хотя бы одну из