Мы говорили по телефону, но я понял, что ему пришлось присесть.

Джей-Эл до сих пор остается самым бережливым, разумным и финансово ответственным человеком из моих знакомых. Он ни на что никогда не тратит денег. Никаких навороченных тачек, брюликов, поездок, никакого джакузи в спальне и тому подобного. Мы с Джеффом транжирили баксы направо и налево, а Джей-Эл так и жил в той же комнате, где вырос. На этот самый звонок он ответил мне по телефону, который стоял на кухне его мамы.

— Не-а, совсем нет, — ответил я.

— То есть совсем-совсем?

— Ага. Нет. То есть да. Совсем нет.

— Дебилы вы все конченые, — сказал Джей-Эл. — Вы понимаете, что это очень плохо?

В тот момент я не придал этому значения, но Джей-Эл говорил «вы», подразумевая коллективность дебилизма. Потом я узнал, что Джефф тоже не заплатил налоги. Хуже того, Джей-Эл не успел взять с нас свою долю, поэтому мы истратили не только все наши деньги, но и его тоже.

Короче, мы остались без гроша.

Джей-Эл нанял налогового консультанта (для меня и Джеффа — свои налоги он заплатил), назначил встречу, показал ему извещения о неуплате. Он также нанял бухгалтерскую контору «Гельфанд, Реннерт и Фельдман», чтобы они впредь обрабатывали наши гипотетические доходы.

Сначала пришлось продать все машины. Потом мои мотоциклы. Устанавливать стереосистему в машину ужасно дорого, а вот когда продаешь машину с этой стереосистемой, выгоды особой нет. Затем мы приняли мучительное решение — налоговая, консультант и бухгалтеры единогласно его поддержали: мне нужно продать дом в центре города вместе с бильярдным столом.

Я был богат и знаменит, только уже не богат и больше не знаменит.

Я был не просто на мели. Я попал в долговую яму. Стены вокруг меня рушились. Содом и Гоморра нравились мне гораздо больше, чем Иерихон.

Когда ты оказываешься на дне, происходит странная вещь: все, с кем ты когда-либо был не согласен, решают, что они были правы, а ты ошибался. Они важничают и упиваются тем фактом, что Господь наконец-то тебя покарал. У людей противоречивое отношение к победителям. Если ты слишком долго барахтаешься в дерьме и становишься аутсайдером, тебя почему-то поддерживают. Но не дай бог ты слишком много времени пробудешь на вершине — заклюют так, что мало не покажется.

Как-то ночью, в разгар одной из последних бильярдных партий на Мерион-роуд, Мелани спустилась по лестнице. Она выглядела сногсшибательно в темно-синей мини-юбке и такой же кожаной куртке. На ней были туфли на шпильках — она никогда не носила шпильки. В ушах большие серьги-обручи, которые я когда-то ей купил, а она забраковала. Безупречный макияж, никаких очков, глаза подведены. Декольте такое, что ее тетя со стыда бы сгорела. А я что, хуже ее тети?

Она процокала мимо меня. Чарли, Бэм, Баки и еще пара человек из JBM смотрели на нее, но никто ничего не сказал. Кодекс JBM требовал всегда с уважением относиться к чужим женщинам.

— Куда пошла? — спросил я и по-дурацки промазал по шару.

— Гулять, — сказала Мелани.

Какого хера она устроила это прямо сейчас? Неужели она и правда собирается закатить мне сцену в комнате, полной самых крутых гангстеров и убийц в Филли? Налоговая раздела меня до нитки, а она напялила шмотки, которые я же ей и купил! Да еще и промазать меня заставила!

БЗЗЗЗЗЗЗЗ.

— Куда гулять? — спросил я, пока Чарли готовился следующим ударом выиграть сотню баксов, которой у меня не было.

— Не знаю. — Она пожала плечами. — Гулять.

— Никуда ты не пойдешь, — сказал я, пытаясь не ударить в грязь лицом. — Иди в свою комнату.

— Сам иди, Уиллард, — ответила она, вышагивая к дверям.

— Только попробуй уйти, пожалеешь!

Мы долго смотрели друг на друга. С каждой секундой эта новая реальность затвердевала все сильнее. Я дал ей десять секунд, чтобы все исправить.

Девять, восемь, семь, шесть.

Чарли отправил шар в боковую лузу.

Пять, четыре, три.

Подводка. Декольте. Серьги.

Два.

— Пока, Уиллард.

Мелани ушла.

Через час я сидел дома один. Мы с Мелани больше не были на грани. Блаженные былые дни уступили обидам, ссорам и разрушению.

Мелани приехала на такси около двух часов ночи. Я ждал ее у входа. Я собрал все, что покупал ей — одежду, туфли, сумки.

Все, что хорошо горит.

Я облил все это жидкостью для зажигалок.

Наши взгляды встретились.

Я чиркнул спичкой.

ПУФФ.

Мы с Мелани больше никогда не виделись и не говорили вплоть до этого самого дня, когда я пишу эти строки. Я много лет пытался связаться с ней, но не получил ответа. Она стала жертвой одного из худших периодов в моей жизни. Да, мы были молоды. Да, мы обидели друг друга, но она не заслуживала того, как я с ней обошелся. Она не заслуживала такого конца.

Чарли Мэк был влюблен в Мими Браун, одну из величайших радиоведущих в истории Филадельфии. У нее был такой соблазнительный томный голос, прямо из фантазий любого подростка, да и на вид она была хоть куда. Чарли не упускал возможности затащить меня на радиостанцию. Я постоянно оказывался у Мими на WDAS FM, давая очередное интервью. Как будто Чарли вдруг стал моим публицистом, а контакт у него был всего один: Мими Браун.

Это было мое третье интервью с Мими за две недели. Она запустила новую передачу под названием Рэп Дайджест — у меня кончались вещи, о которых можно было бы поговорить, но Чарли казалось, что мы так и не докопались до истины.

— Боже, боже мой, Мими, говорю тебе, люди обожают ваши интервью! Телефоны просто разрываются от звонков! Давайте устроим еще одно! — романтично лепетал Чарли.

Мими еще на ранних стадиях стала поддерживать и продвигать нашу группу. Она одной из первых стала включать наши песни и продвигать хип-хоп на дневных радиопередачах в Филли. И она обожала местных ребят. В жару и в холод, на пике славы или в начале пути, ее студия всегда была домом, куда тебе была открыта дверь.

Все были в плюсе — Мими получала отличное интервью, я чувствовал уважение и одобрение, а Чарли имел возможность подкатить.

Ее студия была уютной маленькой звуконепроницаемой комнаткой с двумя стеклянными окошками. Люди на станции сновали мимо и подглядывали, кто же сегодня дает интервью. Когда к Мими приходили мы, народ стекался особенно бодро — мы постоянно смеялись и шутили, включали интересный набор хип-хопа и R&B, который для тех времен был просто революционным. Благодаря публике за стеклом казалось, что мы даем живой концерт.

Однажды днем я начал читать рэп вживую, что сейчас звучит неудивительно, но я вам клянусь, тогда от такого у всех челюсть отвисла — это был один из первых случаев на филадельфийском радио. Чтобы вы понимали, в те времена у многих радиостанций был слоган: «Только музыка — никакого рэпа!»