Ирина захихикала.

– Может, будем видеться, когда выйдем замуж. Если наши мужья будут жить недалеко друг от друга.

– Обязательно будут, – заявила Вася. – Сможешь откладывать для меня свое жирное мясо на тот случай, когда я приду побираться со своим нищим мужем, а ты будешь женой важного господина.

Ирина снова хихикнула:

– Но ведь это ты выходишь замуж за важного господина, Вася.

Вася ей не ответила: она вообще больше ничего не говорила. В конце концов, Ирина отступилась, свернулась у сестры под бочком и заснула. А вот Вася долго лежала без сна. «Он очаровал моих родных, но вот его конь боится его руки. Берегись мертвецов. Зима будет суровая. Ты не должна уезжать из леса». Мысли неслись стремительным потоком, и ее подхватило этим течением. Однако она была юная и усталая, так что все-таки тоже повернулась и заснула.

* * *

Дни проходили в играх и пирах. Кирилл Артамонович за ужином наполнял Васину миску и поддразнивал ее. От его тела исходил звериный жар. Вася злилась на себя, краснея под его взглядом. По ночам она долго не засыпала, пытаясь угадать, каково будет ощущать все это тепло у себя под ладонями. Однако его глаза никогда не становились веселыми. Время от времени в ней поднимался страх, от которого перехватывало дыхание.

Дни шли, и Вася не могла понять себя.

«Ты должна выйти замуж, – твердили ей все женщины. – Все девушки выходят замуж. Он хотя бы не старый и к тому же хорош собой. Тогда чего бояться?» Однако ей все равно было страшно, и она старалась избегать своего нареченного, мечась по дому, словно птица в неуклонно сжимающейся клетке.

– Почему, батюшка? – спросил Алешка у Петра, далеко не в первый раз, в самом начале шумного пира.

Длинная сумрачная комната была пропитана запахами мехов и меда, жаркого, похлебки и потеющих тел. Кашу разносили в огромной миске. Мед черпали и выпивали одним глотком. В комнату набились их соседи. Дом был переполнен гостями, некоторых пришлось селить у крестьян.

– Три дня до свадьбы. Надо почтить нашего гостя, – ответил Петр.

– Почему ее выдают замуж именно сейчас? – не отступился его сын. – Разве нельзя было подождать год? Почему после суровой зимы и плохого лета нам надо тратить еду и питье вот на них?

Он кивком указал на стол, за которым гости уничтожали плоды летних трудов.

– Потому что так надо, – отрезал Петр. – И если хочешь быть полезным, уговори свою сумасшедшую сестрицу, чтобы она не оскопила своего мужа в первую же ночь.

– Он жеребец, этот Кирилл, – проворчал Алеша. – У него пятеро детей от крестьянок, да и с нашими он не стесняется заигрывать, будучи гостем у тебя в доме. Если моя сестра сочтет нужным оскопить мужа, батюшка, у нее будут на то причины, и я ее отговаривать не стану.

Словно сговорившись, они посмотрели туда, где сидели сговоренные. Кирилл что-то говорил Васе, широко и неловко махая руками. Вася смотрела на него таким взглядом, что Петру и Алеше стало тревожно. Кирилл, похоже, ничего не замечал.

– И я оказался один, – говорил Кирилл Васе. Он снова наполнил их кубок, чуть расплескав его. Его губы оставили на краю жирные пятна. – Спиной прижался к скале, а кабан несется на меня. Мои люди разбежались – все, кроме мертвого, с громадной красной дырой.

Это было не первым повествованием, посвященным геройству Кирилла Артамоновича. Вася начала отвлекаться.

«Где священник?»

Отец Константин не пришел на пир, а ему не свойственно было оставаться одному.

– Кабан помчался прямо на меня, – продолжал Кирилл. – Под его копытами земля тряслась. Я вручил свою душу Богу…

«И помер на месте, захлебнувшись кровью, – с отвращением подумала Вася. – Ну, почему мне так не везет».

Она положила ладонь на его руку и посмотрела на него (как ей хотелось надеяться, жалобно).

– Не надо больше… Я этого не могу вынести.

Кирилл озадаченно воззрился на нее. Вася показательно содрогнулась всем телом.

– Я не выдержу этой истории до конца. Боюсь лишиться чувств, Кирилл Артамонович.

Кирилл был в полном недоумении.

– Дуня гораздо более стойкая, чем я, – добавила Вася. – Думаю, вам стоит закончить свой рассказ ей. – Со слухом у Дуни все было в порядке (как, впрочем, и с Васиной выдержкой). Старуха демонстративно возвела очи горе и предостерегающе посмотрела на Васю. Однако Вася уже закусила удила, и даже гневный взгляд отца ее не мог остановить. – А сейчас, – Вася с наигранным изяществом встала из-за стола, прихватывая с собой краюху хлеба, – сейчас прошу меня простить: мне надо исполнить богоугодную обязанность.

Кирилл открыл рот, чтобы запротестовать, но Вася поспешно попятилась, спрятала хлеб в рукав и сбежала. После переполненной комнаты двор показался прохладным и тихим. Она немного постояла на дворе, просто дыша.

А потом она пошла и тихо постучала в дверь священника.

– Войдите, – произнес Константин после неприветливой паузы.

Вся его комната словно дрожала от света свечей. Он писал икону. Крыса обглодала корку хлеба, который лежал рядом с ним нетронутым. Когда Вася открыла дверь, священник к ней не повернулся.

– Благословите, отче, – сказала она. – Я принесла вам хлеба.

Константин напряженно выпрямился.

– Василиса Петровна. – Он положил кисть и осенил ее крестным знамением. – Да благословит тебя Господь.

– Почему вы не пируете с нами? Вы больны? – спросила Вася.

– Я пощусь.

– Лучше ешьте. Такой еды зимой не будет.

Константин ничего не ответил. Вася заменила обглоданную корку на свежий хлеб. Молчание затягивалось, но она не уходила.

– Почему вы дали мне свой крест? – спросила Вася внезапно. – После нашей встречи у озера?

Он стиснул зубы и ответил не сразу. По правде говоря, он и сам толком не знал. Потому что надеялся, что этот символ дотянется до нее, когда это не удалось ему. Потому что захотел прикоснуться к ее руке и посмотреть ей в глаза, смутить ее, возможно, увидеть, как она станет ерзать и хлопать глазами, как другие девушки. Поможет ему избавиться от греховного очарования.

Потому что он не смог бы смотреть на этот крест и не видеть на нем ее пальцы.

– Святой Крест сделает твой путь прямым, – сказал он, наконец.

– Правда?

Священник промолчал. Теперь ночами ему снилась женщина в озере. Ему не удавалось разглядеть ее лица. Но в его сне волосы у нее были черными. Они шевелились и скользили по обнаженному телу. Просыпаясь, Константин долго молился, пытаясь изгнать эту картину из памяти. Однако ему не удавалось этого сделать: каждый раз, когда он видел Васю, он понимал, что у той женщины из сна были ее глаза. Ему было беспокойно, стыдно. Это она виновата, что соблазняет его. Но еще три дня – и она уедет.