Повисла тишина. Хелен смотрела на него и не могла вспомнить, что ее сюда привело. Потом из радиоприемника зазвучала знакомая песня, какая-то особенно идиотская, и оба они заулыбались друг другу: она ужасна, правда, но ты ведь тоже знаешь слова наизусть?

– Ну хорошо. Чем я могу помочь? – оживленно спросил молодой человек, убирая очки обратно в карман.

– Вот. – Хелен подошла поближе и положила руку на прилавок, словно это был какой-то отдельный предмет, который она принесла с собой и была рада наконец куда-нибудь поставить. В ярком голубоватом свете аптеки кожа приобрела мертвенный оттенок, а воспаление успело распространиться еще дальше, и теперь алая полоска тянулась до самого запястья.

Молодой человек взял ее руку и поднес к глазам. Он поворачивал ее то в одну сторону, то в другую, чтобы лучше рассмотреть рану. Этот жест был одновременно интимным и совершенно отстраненным, и Хелен вдруг поймала себя на том, что задержала дыхание.

– Меня кто-то укусил, – сказала она. – Кажется, таракан.

– Именно, – отозвался он. – Нужно промыть ранку. Хотите, я это сделаю? У меня есть перекись водорода. А потом, наверное, понадобится пенициллин. И все заживет.

Он потянулся за большой белой бутылкой и вопросительно посмотрел на Хелен. Она молча кивнула и стала наблюдать, как он промывает опухшее место укуса. Жидкость зашипела, она почувствовала жжение. Он капнул еще перекиси, и полость ранки у нее на глазах слегка увеличилась. Хелен была не в силах ни задавать вопросы, ни сопротивляться. Молодой человек закрутил крышку бутылки.

– Похоже на стрептококк. Тут нужен пенициллин. Фармацевт сказал бы то же самое. Вам не становится плохо от вида раны?

– Нет, – ответила Хелен и потом, запинаясь, смущенно прибавила: – Спасибо, Kuya.

Он весело рассмеялся.

– Не за что! Вы думаете, что вы младше меня? Даже не знаю. Вы такая тихая, что кажетесь старше. Сколько вам лет?

– Двадцать один.

– Ну тогда ладно, сестренка! Мне двадцать три, di ba. – Он снова рассмеялся. – Ты первая американка, которая называет меня Kuya. И мне это нравится! Можешь приходить в любое время.

– Я не американка, я англичанка, – поправила Хелен, тоже засмеявшись, потому что смеялся он. Потом молодой человек нахмурился, будто кто-то невидимый прервал его укоряющим жестом. Он кивнул на ее руку, которая все еще лежала на прилавке между ними.

– Ты знаешь, что рану нужно прочищать? Надавливай посильнее. Будет больно, но придется потерпеть. Салфетки меняй и выбрасывай. Я тебе дам пенициллин, который надо принимать в течение недели по три раза в день. Останется небольшой шрам, вернешься домой и будешь рассказывать друзьям, как побывала в тропиках и как тебя укусила змея. Или, может, лев. Минутку.

Он скрылся за пластиковой шторой, и Хелен осталась в аптеке одна. Она вдруг почувствовала, что у нее болят скулы, потому что она очень много смеялась, и попыталась принять приличный и серьезный вид, но не смогла.

Он вернулся с бумажным пакетом в руках.

– Здесь повязки, бинт, стерильные салфетки и твой пенициллин. Не забудь, что нужно выпить всю упаковку, ладно? Даже когда станет лучше.

Хелен ощущала смутное беспокойство из-за того, что нарушает правила и покупает лекарства без назначения врача, но заплатила и, взяв протянутый ей пакет, снова сказала:

– Спасибо. Я уже начинала переживать, но сейчас больше не боюсь.

– Не за что. Возвращайся потом и расскажи, как у тебя дела, хорошо? Если вдруг станет хуже, мы вызовем тебе врача.

– Спасибо, Kuya, – повторила Хелен с порога.

– До свидания, сестренка! До свидания.

Когда Хелен Франклин возвращалась обратно в тени грязной эстакады бульвара Авроры, на дне глубокой расщелины в бетоне, освещенной пламенем свечи, ей привиделась фигура в длинном черном одеянии – очень странный наряд для здешней адской жары, – но она лишь скользнула по этому силуэту взглядом и прошла мимо. В душе зажегся какой-то огонек, и хотелось шагать, высоко подняв голову и напевая на ходу.

Она пришла в аптеку еще раз, чтобы с гордостью продемонстрировать молодому человеку уменьшившееся красное пятно на руке и заживающую ранку. За время, прошедшее с того дня, как она была здесь впервые, Хелен с изумлением обнаружила, что город – даже мерзкие черные тряпки, болтающиеся на провисших проводах, даже канализационная вонь – приобрел в ее глазах какое-то особое очарование. По вечерам она стояла на балконе, объедая сладкую мякоть с косточек тамаринда, и различала вдалеке, за рядами покосившихся лачуг, свечение аптечного креста. Само присутствие здесь человека, чьего имени она даже не знала, расходилось по городу волной тепла, кругами по воде, как будто в грязную лужу уронили драгоценный камень. Она смотрела на свое тонкое бледное запястье, на перекатывающиеся под кожей жилки, и думала с восторгом, что он к нему прикасался. Стоило всего лишь обменяться парой реплик через прилавок – старший брат, сестренка! – и оба парня, с которыми она, как положено, делила постель во время учебы в колледже, стали казаться ей просто несимпатичными мальчишками. Конечно, это было абсурдно – но не более абсурдно, чем то, что обещал ей Рильке в маленькой спальне в Эссексе, пока мать внизу отваривала замороженный зеленый горошек.

На улице возле аптеки она увидела девочку.

– Привет, – сказала Хелен, узнав этот язвительный взгляд и манеру грызть кусок сахарного тростника. На сей раз с ней были еще две подружки, которые осмотрели Хелен с ног до головы и засмеялись. Она покраснела. Девочка смягчилась:

– Он там, мэм. Вы пришли к нему, да?

Подружки снова засмеялись. Зеленый крест над головой замигал. Хелен толкнула дверь. Он стоял за прилавком, повернувшись к ней спиной, и при звуке открывающейся двери его локти торопливо дернулись, но ей не было видно, что именно он делал. Потом он обернулся, и она увидела, что за эти несколько дней он изменился. Волосы, прежде ровно расчесанные на пробор, теперь падали на лицо, глаза припухли от недосыпа. В руках у него была маленькая кожаная сумка, которую он поспешно закрыл и спрятал под прилавок. Хелен долго стояла и молча ждала, что он узнает ее, и наконец он улыбнулся и сказал:

– Сестренка! Как ты? По крайней мере, рука у тебя на месте.

– Я хотела тебе показать, – ответила Хелен, подошла поближе и вытянула руку. – Смотри! Почти все прошло. Сначала было совсем плохо, за ночь опухла почти вся рука, и рана прямо пахнуть начала, такой противный запах. А теперь – смотри!

Он взял ее руку в свои холодные ладони, поднес к свету, с важным видом тщательно изучил и в конце концов произнес:

– Отлично! Вот увидишь, у тебя будет только небольшой милый шрамик.

На мгновение она увидела собственную руку его глазами и подумала, что в глубокой неровной впадинке, которая осталась на месте укуса, действительно есть что-то симпатичное.