– Вон пошла! – тихо прошипела сквозь зубы Соломея.

Знахарка, нутром почуяв неладное, моментально прыснула за дверь, о награде даже и не заикнувшись.

Этот совет за минувшие годы государыня слышала уже раз двадцать – одни колдуньи прошептывали его как бы ненароком, иные знахарки говорили прямо в лицо. Предлагали пробы ради обесчестить мужа, запятнать ложе супружеское.

«И будет тебе на том исцеление…»

Соломония перестала даже злиться и поносить Заряну, что опять привела шарлатанку. Что за сила может быть у колдуньи, каковая без подлости ничего дельного сотворить не способна?

Великая княгиня посмотрела на принесенное ведьмой зелье, подумала и опрокинула заплетенную в циновку бутыль на пол.

Пустое, все пустое. Как она полагает замужней женщине в полночь из постели супружеской уходить куда-то да промасленной к мужу возвращаться? Чушь и дурь, глупость пустая. Еще один вечер пропал зря.

Между тем, сии вечера свободные давались Великой княгине не так-то просто. Надобно было и от свиты избавиться, и чтобы Василий в отъезде пребывал. Просто так Соломония ополоснуться не могла – ее княгини омывали. Прогуляться в раздумьях не могла – женщины недалече трусили. Лечь – раздевали, у окна посидеть – скамейку застилали и подоконник полотенцем обмахивали. Хотела в одиночестве побыть – неподалеку кружком стояли, ожидая, пока тоска отпустит.

Из всех хитростей удавалось только на усталость в опочивальне своей сослаться да всех, окромя девки, отпустить. А потом, выждав, пока разойдутся да успокоятся, собой займутся, возжелать через Заряну освежиться. Тогда токмо одной выскользнуть до бани и удавалось. Да и то нередко чуяла – подсматривают!

Хитрила Великая княгиня, старалась, серебро сыпала без счета – а все зря. Не помогали ни зелья знахарские, ни молитвы христианские, ни долгие ночи сладкие с хитростями восточными. Не несла она. Не несла!

– Добрый вечер, государыня!

«Ну вот, теперь еще и княгиня Шуйская вне опочивальни застала, – мысленно посетовала Соломония. – Отговорку какую придумать али промолчать просто? Что за дело постельничей, куда госпожа вышла? Может, по нужде!»

– Ты не заглянешь ко мне в горницу, государыня? Сатина отрезы пробные из столицы мне привезли и атлас. Не посмотришь, каковой лучше для простыней и наволочек твоих выбрать?

– Так поздно ткани смотреть, Анастасия Петровна? – удивилась Великая княгиня.

– Ты же все едино не почиваешь, Соломония Юрьевна? – невинно вскинула брови княжна Шуйская. – Так отчего бы и нет?

Великая княгиня оглянулась. Заряны за спиной, конечно, не было. Девка осталась в мыльне прибирать. Посторонним слугам следы знахарских обрядов видеть ни к чему.

Впрочем, чего ей бояться?! Госпожа она в доме сем, а не холопка бесправная, на воровстве объедков пойманная! Что пожелает – то и делает!

– Хорошо! – вскинула подбородок государыня. – Пойдем!

Постельничая почтительно поклонилась, устремилась вперед, распахнула перед Соломонией дверь в свои покои, предупредила:

– Помощнику сейчас велю расстелить…

Государыня вошла в просторную светелку – но, разумеется, куда более скромную, нежели у нее, с обитыми, а не расписными стенами и всего двумя окнами, скользнула взглядом по сторонам и… Сердце ее ухнуло вниз, в душе сладко защемило, по телу побежали щекотливые мурашки:

– Кудеяр?! Откуда ты здесь?!

– Прости, не смог устоять, как возможность увидеть тебя появилась, – повинился тот, пожирая женщину глазами. – Не вели казнить, Соломея, вели миловать. Не гони!

– Кудеяр… – Голос Великой княгини наполнился теплом. Но первый порыв, первая радость миновали, в душу прокрались подозрения. Соломония напряглась, посмотрела на боярского сына, на постельничую: – Вы сговорились?!

– Десять лет служу тебе, государыня, – приложив ладонь к груди, поклонилась ей Анастасия Петровна. – Разве хоть раз дала я тебе повод в честности и преданности своей усомниться?

– Да! – Соломония, незаметно для себя оказавшаяся почти рядом с Кудеяром, сделала шаг назад. – Сейчас! Что вы задумали? Я позову стражу!

Пообещала – и тут же поняла, что ни за что этого не сделает. Быть застигнутой поздно вечером наедине с мужчиной – вот уж позор так позор! От такого не отмоешься.

И она сделала еще шаг к двери. Более опасливый и осторожный.

– Князь Немой заговор раскрыл о твоем убийстве, Соломея! – торопливо сказал Кудеяр. – Отравительницу споймал!

– Шуйские? Извечные ненавистники государевы и заговор супротив меня раскрывают? – Великая княгиня презрительно хмыкнула: – Не смеши меня, Кудеяр!

– А они не по доброте и преданности о тебе заботятся, Соломея. Они со зла и ненависти сие творят!

От таких слов княжна Шуйская аж крякнула – но сдержалась.

– Это как? – Государыня, заинтересовавшись, остановилась.

– Пока ты бездетна, всем братьям государя тоже детей не видать. Андреевичи надеются, что род Александровичей прервется, и трон им покойно, без смут и крамол, перейдет. И потому весь род Шуйских всячески желает тебе здоровья, благополучия и долгих-долгих лет. Братья же Василия Ивановича и многие княгини из свиты твоей прямо противоположного ищут. Смерти твоей хотят и иной госпожи. Плодовитой и знатной.

– Врешь! – выдохнула Соломония, хотя и поняла сразу, что все сказанное – сущая правда.

Бесплодная, худородная, чужая… Да уж, любви и поддержки ей ни в Москве, ни в слободе Александровской не сыскать. Кабы не искренняя страсть к ней Василия – давно бы сожрали, как псы дворовые заблудившуюся кошку.

Тело женщины медленно наполнил холодный страх. Соломея не хотела умирать.

– Это правда, государыня, – перекрестился боярский сын. – Я с этой ведьмой самолично разговаривал и допросить мог в подробностях. Вехом отравить тебя хотели, за зелье детородное его выдав.

– Шуйские боятся, что знахарки меня вылечат! – схватилась за спасительную мысль Соломония.

– Пусть лечат, на все милость божья, – смиренно перекрестилась Анастасия Петровна. – Мы государю не враги и, как все, искренне ему наследника законного желаем. Но токмо прежде чем зелье любое пригубить, ведьм заставляй самих несколько глотков больших сделать. Прежде чем мазью тереться, приказывай самим обмазаться, обереги же завсегда на девке несколько дней проверяй. Багульник, он ведь даже запахом одним убивать умеет, хотя и не сразу. Коли за три дня девке не поплохеет, тогда токмо вещь незнакомую к телу прикладывай. Но покойнее всего, так это меня с собою брать. Лечению мешать не стану, но яд от лекарства отличу. Нянька за жизнь мою опасалась и многому в юности научила.

– Хороша союзница, что токмо из ненависти помогает! – сложила перед собой ладони, словно молясь, Великая княгиня.

– Любовь и ненависть правят миром, государыня. Все прочие желания продаются. Я не предам тебя за все золото мира, равно как это отказался сделать Кудеяр. На нас ты сможешь положиться всегда и во всем. Нам не нужны от тебя ни награды, ни похвалы, ни должности, а токмо твой покой и благополучие. Для нас без тебя жизни нет. У прочих же есть свои семьи и хозяйства, свои любимые и дети. Прочим есть на что тебя променять.