– А еще, как я сказывал, она красива и деятельна. Вася, понятно, не юный принц. Но, полагаю, девочка достаточно разумна, чтобы простить сорокашестилетний возраст правителю половины обитаемого мира. Если она сможет пробудить его чувства… – Юрий Иванович покачал головой. – Каждый из трех доводов в отдельности достаточно весом для перемен в мыслях брата нашего. Но все три вместе: любовь, знатность и плодовитость – вполне смогут одолеть колдовство корельской ведьмы.

– Твой план даже крамолой не назовешь, брат! – рассмеялся Андрей Иванович. – От участия в нем и скрываться незачем. Получится, мы свободу наконец обретем. А нет, так для нас ничего не изменится. Я с тобой, Юра. Что тебе для успеха надобно?

– Надобно хоть на время Ваську из-под чар ведьмы корельской увести. Выманить куда-то на два-три месяца, – начал перечислять Дмитровский князь. – Надобно свести его с чингизидкой осторожненько, дабы брат ничего не заподозрил. А опосля надобно, чтобы все люди знатные, разумные да уважаемые дружно в уши Великого князя шептать начали, сколь важно для династии нашей ветви московскую и чингизидову породнить и наследника оставить! Пять-шесть князей сие скажут, он задумается. Десять-двадцать – согласится. Полста бояр с сей просьбой поклонятся – действовать начнет.

– Ничего сложного, брат! – рассмеялся гость. – Бесплодную худородную ведьму никто не любит, нашептать о ее изгнании вся Москва согласится, а иные ради сего и из уделов приедут. Пригласить брата, а опосля отговорки для задержки его придумать тоже легко. Лишь бы красотка твоя не подвела.

– Она девочка умная, своего не упустит.

– Тогда… Тогда твое здоровье, брат! – поднял кубок Старицкий князь.

8 марта 1525 года

Александровская слобода, женская половина великокняжеского дворца

Ткань в тюках, разложенных в мастерской, Великая княгиня проверяла со всем тщанием: насколько плотно плетение сатина, ровна ли нитка, нет ли неровностей и узелков? Возле одного задержалась надолго, теребя полотно между пальцами. Наконец подозвала худощавую и большеглазую боярыню Прилудину, появившуюся в свите всего месяц назад, и распорядилась:

– Щупай!

Та присела, честно потерла ткань, подняла на государыню испуганные глаза.

– Что? – спросила Соломония.

Молодая женщина пожала плечами.

– Ткань с фабрики великокняжеской должна быть безупречна! Иначе что люди про меня подумают?

– Гладкая… – выдавила из себя боярыня Прилудина.

– Ладно, грузите! – махнула рукой Соломония.

– Не пора ли отдохнуть, государыня? – предложила княгиня Шуйская. – По саду прогуляться, настоечки выпить, в нарды египетские поиграть?

– Нарды? – заинтересовалась хозяйка русских земель. – Давно мы с тобою сему развлечению не предавались. Пожалуй, что и да! Вели подать ужин, а опосля него к тебе пойдем.

– Слушаюсь, государыня, – склонила голову Анастасия Петровна.

– Остальные могут идти отдыхать, – взмахнула рукой Соломония. – Покушать я и сама умею, кравчая моя тому порукой. Тесниться же всем у нее в покоях ни к чему, от духоты вскорости умрем. Ступайте, княгини, до завтра ваша служба более не нужна! Ко сну меня Заряна разденет.

Женщины, низко кланяясь повелительнице, потянулись к двери.

За время ужина княгини из свиты должны были разойтись, найдя себе новое занятие, и забыть про службу, а не крутиться рядом, путаясь под ногами. Откушав, Великая княгиня и ее кравчая прошли в покои княжны Шуйской.

За минувшие десять лет здесь мало что изменилось. Немного обветрилась и скаталась кошма, чуть вытерся ковер, и потемнели доски пола. Мало изменилась и обитательница комнаты – ее коса оставалась толстой и черной, глаза смотрели осторожно-вкрадчиво, румяна и пудра надежно прятали морщины. Почти не постарела и корельская красавица, оставаясь все той же бодрой, статной и белокожей.

Впрочем, обновка в покоях таки имелась. Здесь появились две новые скамьи и сундук, на крышке которого было размечено клетками вытянутое узкое поле с двумя перекрестьями – египетские нарды. Игра, к которой вот уж лет десять как искренне пристрастилась государыня.

Сундук тяжелый – выносить его в княжескую горницу было неудобно. Покои главной из служанок тесны – стоять здесь толпой всей свите, пока кравчая и государыня переставляют фишки, получалось очень уж тяжело. И потому никто не удивился, что вскоре после первых развлечений Великая княгиня стала отпускать свиту на время игры.

Невинная хитрость, придуманная княжной Шуйской, успешно удалась.

– Итак, Анастасия Петровна, чей ход будет первым сегодня? – спросила Соломония, принимая фишки.

– На все твоя воля, государыня. – Кравчая положила на поле расколотые вдоль палочки, заменяющие в игре кубик. – Чей ход?

– Нужно подумать, – улыбнулась государыня, ощущая взгляд на своем плече. – Может, посадить сюда кого-то еще?

– Здравствуй, Соломея… – отодвинув занавеску, вышел к сундуку боярский сын, одетый в малиновую ферязь, прошитую по швам желтым шнурком и подбитую горностаем.

– Давно не слышала твоего голоса, Кудеяр… – Государыня повернула левую ладонь вверх, и Кудеяр взял ее руку в свою.

За минувшие десять лет они научились прикасаться друг к другу.

Впрочем, что такое десять лет? Всего два десятка свиданий.

Храбрый, умелый, опытный, покрытый славой воевода князь Овчина-Телепнев-Оболенский нужен был на службе постоянно и что ни год водил походы: на Литву и на татар, в Тартус и Стародуб, воевал Полоцк, Могилев и Казань, рубился на Суре и Свияге. И, разумеется, рядом с ним во всех переходах и сечах неизменно находился его дядька, боярский сын Кудеяр.

Семь-восемь, иногда десять месяцев в году – военная служба. А из оставшихся – далеко не в каждый удавалось попасть в Александровскую слободу. Иногда в отъезде была сама Великая княгиня, иногда не складывалась поездка с приказчиком Шуйских. Вот и получалось, что при всем желании и Кудеяра, и Соломеи, и Анастасии Петровны – но больше двух встреч в год у родственников не выходило.

– У меня для тебя подарок, государыня… – после рукопожатия сказал Кудеяр. – Мыслю, должен тебе понравиться.

– Вот как? – В голосе Великой княгини мелькнуло беспокойство.

Что за подарок? Украшение, одеяние, шкатулка? Если спрятать – боярский сын обидится. Надеть – у мужа вопрос возникнет.

– Батюшка твой покойный, ведаю, Обонежскую пятину несколько лет по указу государеву на бумагу списывал. В году нынешнем, на списки все прежние опираясь, служивый человек Дмитрий Герасимов «Писцовую карту всей Руси» составил и на государевом Печатном дворе два месяца тому назад многие оттиски для приказа Разрядного и охотников до мудростей ученых сделал… – Гость отступил за занавеску и тут же вернулся с огромным, в рост человека, свитком. – Проведав о сем, я один из оттисков первых приобрел. Вот, прими, государыня. В труде сем и батюшки твоего немалая заслуга.