– Перегар совсем другое дело, а тута селедкой тухлой воняет.

– Пьянь! Не выйдешь отсель, пока деньги на стол не положишь.

– Зинуль, так нема их. Нема. Понимаешь? Я у Петьки в том месяце пятисотку одолжил, ну отдать же надо.

– Гад! Кто разрешил деньги у соседей одалживать? Детям жрать нечего, я седьмой год в одном халате хожу, а он все на водку тратит.

– Зина, мне плохо.

– Сдохни, сволочь!

– Зинуля!

– Чтоб тебя черти забрали!

– Да что у вас происходит? – Катка уперла руки в бока.

– Муж мой это – Володька, – заорала Зинаида.

– А если полностью, то Владимир Евгеньевич, – подал голос пленник.

– Уройся там, рожа твоя немытая! Евгеньевич он! Ты на себя в зеркало глянь! Когда последний раз Евгеньевичем-то был? Охламон несчастный!

Зина шмыгнула носом и повторила:

– Муж он мой. Законный супружник.

– Я уже догадалась. Но почему вы держите его в мусорном контейнере?

– А где ж его еще держать? В Эрмитаже?

– Не боитесь, что какую-нибудь заразу там подхватит? У вас же дети.

– Он сам как зараза, а зараза к заразе не пристает.

Зинаида последний раз саданула по крышке и, приблизившись к Катке вплотную, загудела:

– Все нервы мне вымотал, алконавт проклятый. Пятую неделю бухает без просыха. Вчера наконец деньги получил, а в дом ни копеечки не принес. Половину дружкам отдал, а вторую… посеял, козлиная морда.

– Но сажать его в контейнер тоже не метод воспитания.

– Кто его сажал? Сам от меня туда спрятался. Ну а раз залез, то пусть сидит. – Зина повернула голову назад. – Слышь, ты, козел. До вечера у меня не вылезешь.

Володька молчал.

– Эй, урод, я с тобой разговариваю.

Тишина.

Катка похолодела:

– Может, ему плохо?

Зина поежилась. Подойдя к бачку, она осторожно открыла крышку и чертыхнулась.

– Ирод!

– Он жив?

– Живее всех живых. Дрыхнет, малахольный.

– Как дрыхнет?

– Иди сама полюбуйся.

Отказавшись любоваться на спящего в мусорке Владимира, Катарина вступила в длительную перепалку с Зинаидой.

Женщины спорили минут пятнадцать, не замечая ничего вокруг.

Наконец у Катки сдали нервы. Махнув рукой, она устало бросила:

– И все равно я остаюсь при своем мнении, вы поступаете неправильно.

– Давай-давай, топай. Со своим мужиком я сама разберусь. Без сопливых.

Не успела Катка сделать и двух шагов, как двор оглушил визг Зинаиды:

– Ой! Ой, батюшки! Святые небеса! Мамочка!

Ката остолбенела.

От помойки отъезжал мусоровоз.

– Убили! Володьку убили! Ой! Чего делать-то? У-у-у… – Зина упала на асфальт.

Копейкина подбежала к несчастной, находясь в состоянии, близком к помешательству.

– Мусоровоз! – орала Зина. – Мусоровоз! Они Володьку в фарш превратили.

– Но как… неужели они его не заметили?

Машина свернула за угол.

– Они сейчас у соседнего дома остановятся. Бежим.

Вскочив, Зина потянула за собой Катку.

– Стойте! Остановитесь!

Мобилизовав все силы, Катарина прибавила ходу и, поравнявшись с кабиной водителя, завопила:

– Вы человека убили!

Машина затормозила.

Пухлый дядечка в зеленой бейсболке высунулся из окна:

– Ты чего, рехнулась?

– У вас там алкоголик Владимир.

– Кто?

– Муж Зинаиды.

Напарник толстяка, жилистый паренек лет двадцати пяти, выскочил из машины:

– Какой еще муж?

– Мой! Мой муж! – гаркнула запыхавшаяся Зина.

– Да где там-то? – вконец растерялись мужики.

– У вас внутри! Вы мусор только что у нашего дома забрали?

– Ну?

– Гну! И Володьку вместе с мусором увезли.

– А как он там оказался?

– Он в контейнере спал, – выдавила Катка.

Толстяк снял бейсболку:

– Ну блин, Витек, влипли.

– Пипец полный!

– Отдайте мне его! – требовала обезумевшая Зина.

– Кого? – вопрошал парень, находясь в полуобморочном состоянии.

– Ну не мусор же. Мужа моего, Володеньку!

Сжимая Каткину ладонь, Зина с замирающим сердцем смотрела, как толстяк ловко запрыгнул в кабину, после чего мусоровоз начал медленно открывать свою «пасть».

– Не могу это видеть! – Зина отвернулась.

– И где он? – Парень заглянул внутрь.

– Ну че там, Витек?

– Вроде никакого Володьки нет. Ох…

– Что? Нашел?

– З-здесь… э-э… ботинок…

Трясущейся рукой он выудил из кучи мусора серый ботинок.

Зинаида разрыдалась:

– Володенька! Его это обувка. Его!

Прижимая к груди ботинок, Зина причитала:

– Вовчик, родненький, на кого ж ты нас покинул? Кормилец! Колосок ты мой! Кровиночка-половиночка!

Бледные мужики стояли ни живы ни мертвы.

Копейкина почувствовала приближающуюся тошноту.

Выудив из кармана пачку жевательной резинки, Ката услышала за спиной низкий женский голос:

– Зин, ты чего орешь во всю ивановскую?

– Ниночка! Беда-то какая у нас. Володенька помер. Нет больше кормильца моего. Ах, горюшко-горе. Пал смертью храбрых мой муженек. Оставил деток сиротами. Ой… колосок…

Женщина покосилась на Катку:

– Зин, ты, случаем, не того, а? Володька твой у подъезда на лавке сидит. Я только что с ним разговаривала.

У Зины из рук выпал ботинок.

– Как у подъезда?

– Как обычно. На лавке. Только почему-то босой.

Мужики начали смачно материться. Катарина дотронулась до мокрой спины. А вот Зинаида…

С криками «Убью сволочь пьяную!» на всех парах понеслась к подъезду.

* * *

С четой Столяровых Катарина столкнулась у лифта. Виктор с Регинкой собирались затариться продуктами в супермаркете, но, увидев Копейкину, Регина протянула:

– Все, отменяется наша поездка. У Катки что-то случилось. Сейчас поведает очередную душещипательную историю.