Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его взгляд ползет по моей шее, ниже… Воздух тяжелеет, нагревается. Наверное, электричество, скопившееся между нами, сумеет обеспечить светом квартал.
– Я… Пойду позову твоего адвоката.
Разворачиваюсь и решительно шагаю к выходу. Ладонь касается прохладного металла дверной ручки, когда я слышу за спиной оглушительный грохот…
– О боже, Бесо!
Он лежит на полу возле окна. Под закрытыми глазами пролегают тени, а из носа струится багровая, почти черная кровь…
– Бесо, ты меня слышишь? Ответь, пожалуйста. Что с тобой?
На автомате сбрасываю с ног туфли и опускаюсь на колени. Растираю его холодное, бледное лицо, дрожащими пальцами касаюсь ямки на шее, пытаясь уловить пульс.
Трогаю его щеки, плечи, безвольные, висящие вдоль тела, как плети руки… А потом набираю в легкие побольше воздуха и что есть силы ору:
– Помогите! Вызовите скорую!
Глава 42
Настя
Я словно врезаюсь в его взгляд… Натыкаюсь на него, как на холодную, непробиваемую стену. Мгновенно замерзаю, не в силах выдерживать его ненависти и досады. Бесо не любит быть слабым. А слабым в глазах женщины тем более…
Я наклоняюсь к его лицу и слежу за дыханием… Глажу лоб, щеки, стираю кровь влажной салфеткой, случайно оказавшейся на столе. Плюю на платье и чулки – почти разваливаюсь на полу и кладу голову мужа на колени.
– Бесо, ты меня слышишь? Как ты? Что с тобой?
– Брось… – сипит он. – Брось меня… Оставь. Так будет лучше.
– Господи, боже ты мой! – в кабинет вбегают Городецкий и Галицкий. – Бесо Георгиевич, вызвать скорую?
– Зачем вы спрашиваете, вызывайте скорее, – тоном, не терпящим возражения, говорю я.
Павел Афанасьевич выражает молчаливое сочувствие и тотчас выполняет мой приказ. Городецкий же продолжает бегать вокруг Бесо козликом. Заламывает руки и причитает. Наверное, переживает о гонораре… Иного объяснения его поведению я не нахожу.
Бесо часто дышит и молчит. Отводит глаза, не в силах справиться с охватившим его стыдом. Пытается подняться, но я насильно удерживаю его на себе. Глажу лицо, вдыхаю запах мужа… Господи, как я скучала… Любимый мой. Нежный, родной, единственный… Слезы застилают глаза, а душу рвет непонимание. Страх, боль, уныние… Что бы ни случилось, я буду рядом. Я не оставлю…
– Настя, уходи. Я не хочу, чтобы ты здесь находилась, – слабым голосом произносит он, уворачиваясь от моих рук.
– Не уйду, пока не провожу тебя в больницу.
– Мне охрану вызвать?
– Вызывай. Я лягу на тебя, пусть посмеют меня тронуть. Я…
– Ох… Черт… Лучше тебе меня бросить.
– Брошу. После твоих слов и… И вообще… Брошу, Бесо. Оставлю тебя и никогда больше не подойду. У меня тоже есть гордость. Но сейчас я не уйду.
– Меня Влад отвезет и побудет со мной. Зачем тебе…
– Я сказала, что не уйду.
Врач скорой помощи перекладывает Бесо на носилки. Спрашивает о его хронических заболеваниях, привычках, перенесенных операциях и травмах. Бесо отвечает односложно. Все время посматривает на меня, словно боясь сказать правду. Его грудная клетка тягостно вздымается, а с губ слетает вымученный стон. Он искренне желает, чтобы меня здесь не было.
– Да скажите же вы мне хоть что-то! Я ведь могу навредить вам, если… – сетует врач, разбирая чемоданчик с ампулами.
– Вы врач. Вот и разбирайтесь, – отстранённо протягивает Бесо.
– Девушка, милая, вы мне скажете?
– Я ничего не знаю. Везите моего мужа в больницу, пусть на месте решают, как его лечить.
Кажется, Бесо все равно. Он смотрит немигающим взглядом в даль, словно в ней таится что-то страшно интересное.
На меня не обращает внимания – мои прикосновения остаются без ответа.
– Девушка, может, вы пока за вещами съездите? – с сомнением в голосе спрашивает врач, окидывая взглядом мой наряд.
– Нет, я не оставлю мужа.
В приёмном отделении городской больницы многолюдно. Люди ожидают своей очереди в коридоре, стоя возле кабинетов на костылях, сидя в инвалидной коляске, лежа на лавочках, теснящихся вдоль стен. От концентрации запахов пота, лекарств и больничной еды меня воротит. Я давно ничего не ела… А еще нестерпимо хочется в туалет. На висках набухают мелкие бисеринки пота, в ушах ревет частый, поверхностный пульс. Хочется на воздух. И срочно… Я сглатываю, пытаюсь унять приступ тошноты, и крепче сжимаю ладонь мужа.
Мимо нас ходят люди в белых халатах, но к Бесо никто не подходит.
– Бесо, может, ты позвонишь кому-то?
– Настя, я могу позвонить только одному человеку – Владу. Он отвезет тебя домой. Не надо со мной сидеть. Очередь длинная, все эти люди нуждаются в помощи так же, как и я…
– Не надо Владу, – обиженно сиплю я.
– Тогда вызови такси и…
– Я понимаю, что тебя раздражает один факт моего существования. Давай я вызову прямо сюда Павла Афанасьевича и подпишу твои бумаги? Тебя только это волнует? Что сорвался твой грандиозный план? Я же сказала, что уйду. Ты мне не нужен…
Наверное, эта фраза была лишней… Лицо Бесо каменеет. Он высвобождает свою ладонь и цедит сквозь зубы:
– Тогда катись отсюда. Играешь в благодетельницу. И запишись на аборт. Зачем тебе ребенок от меня?
– Бесо, пожалуйста… Давай оставим это все на время. Не надо…
Слезы затапливают глаза. Я всхлипываю, крепко сжимаю его руку и невесомо касаюсь ладони губами. Он тотчас ее отдергивает.
– Бесо, пожалуйста…
– Бесо? – звучит за спиной мужской голос. – Бесо, это ты! Ты меня не помнишь?
Над кушеткой склоняется седовласый высокий мужчина в очках. Улыбается, словно увидел давнего друга.
– Семен Сергеевич, вы?
– Да, родной. Я частенько вспоминаю твоего папу. Как там Ниночек поживает? Слушай, я уже уходить собрался, – тихонько произносит он, демонстрируя потертый коричневый портфель. – А теперь вернусь. Я заведую реанимационным отделением. У нас хорошая клиническая база. Ты с чем сюда поступил? Почему на кушетке?
– Настя, уйди на минутку, –
