Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уже минут через сорок я постарался свернуть разговор, сославшись на то, что завтра придётся встать пораньше — перед тем, как завтракать и отправляться в школу, до которой, между прочим, минут двадцать скорым шагом, надо ещё с собакой погулять. Бабушка, узнав, что хвостатое чудо на полдня остаётся на её попечении, недовольно поджала губы, но возражать не стала — да и бесполезно это было после того, как дед весь вечер смаковал детали предстоящей охоты. Я же сложил шахматные фигуры и устроился в большом кресле с ногами, старательно делая вид, что решил перед сном освежить познание в алгебре.
Н-да… сюрприз за сюрпризом, иначе и не скажешь! Даже и не знаю, с чего начать — решительно вся линейка развития советско-китайских отношений не имеет ничего общего с тоем, что мне известно. Для начала — оказывается, здешний Китай не имеет ядерного оружия! Нет, Мао не раз обращался к руководству СССР с просьбой предоставить Китаю наработки по созданию атомной бомбы, но добился только заключения большого, на двадцать лет вперёд, соглашения по строительству в Поднебесной нескольких ядерных электростанций и центра Атомных исследований совместно с СССР — имеющего, однако, сугубо мирную направленность. То есть получается, что ошибки Хруща в этой версии истории повторять не стало — и, соответственно, никакого Даманского, как и прочих прелестей советско-китайского противостояния вроде взаимных обвинений в ревизионизме, отхода от единственно верной ленинской линии и сговоре с проклятыми империалистами не случилось.
А ещё здесь не случилось отказа Никсона от «золотого стандарта». Нет, Никсон-то президентом был, а как же — только вот что-то пошло не так в недрах то ли Бреттон-Вудской системы, то ли ещё каких-то международных финансовых институтов, о которых я и в прежней жизни особо не задумывался....
Что ж, оно наверняка к лучшему. Ясно, что здешние геополитические расклады в корне отличаются от наших, но чтобы анализировать возможные последствия этих расхождений у меня пока недостаточно информации.
Из дальнейших разъяснений деда я понял примерно следующее. Когда СССР, США и Франция сконцентрировались на создании с нуля грандиозных космических отраслей, эти что эти усилия стали сказываться на производстве многих других видов продукции — товаров повседневного спроса, бытовой и сельскохозяйственной техники и много чего ещё.И если в СССР эта проблема стояла не так остро — не жили хорошо, нечего и привыкать! — то Франция и, в особенности, привыкшая к изобилию Америка позволить себе такого не могли.
И вот, чтобы обеспечивать население и экономику своих стран массовым потоком недорогих товаров «повседневного» спроса — от пляжных тапочек и утюгов до асфальтоукладчиков и сельхозтехники — эти производства решено развивать в Китае. По сути, было повторено то, что в нашей реальности привело к взрывному экономическому росту Поднебесной в 90-х и нулевых — специалисты ССР, США и Пятой Республики помогли построить там заводы, обучить персонал, и теперь китайские рабочие производили нужную продукцию — по большей части, из сырья, поставляемого с нашей стороны границы. Специально для обеспечения этой грандиозной программы в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке были проложены несколько стратегических железнодорожных и автомобильных магистралей, вокруг которых, как грибы после дождя росли шахты, шахтёрские посёлки, заводы и новые города. Программа активно действовала с начала шестидесятых; мне запало в память, что одним из её горячих сторонников стал выдвиженец Мао Ден Сяопин. В этом году он, уже в должности заместителя премьер-министра и члена ЦК КПК совершил большое турне по СССР, Франции и США с целью начать переговоры о присоединении КНР к «Космической Программе Трёх». Вслед за ним в подобный вояж отправился и премьер-министр Японии и, как говорят, провёл несколько довольно содержательных бесед. Во всяком случае, японский астронавт уже включён в списки обной из ближайших миссий «космического батута», а ведущие японские корпорации получили крупные заказы на сложное электронное и иное оборудование для нужд Проекта.
Дед не зря столько говорил именно об этом китайском деятеле — оказывается, во время своего визита в СССР Дэн Сяопин завернул в Госплане, и дед имел с ним долгую беседу, о которой, впрочем, распространяться не стал. «Скучно тебе это, внук. — сказал он. Это наши дела, металлургические — большой комбинат на севере Китая заложили, грандиозная будет стройка, и всё на нашем рудном концентрате, а как же…»
Возражать деду я не стал. Скучно мне, конечно, не было, даже наоборот — а вот мозг уже отказывался воспринимать новую, потрясающую информацию. Так и заснул в кресле, с учебником алгебры, и проспал бы до утра, если бы бабушка не заставила меня перебраться на диван.
Посреди ночи я проснулся в холодном поту — мне приснились Мао Цзедун и Хрущёв. В развевающихся одеждах, расшитых серпами и молотами вперемешку с китайскими драконами и цитатами из Конфуция, выполненными иероглифами, они, взявшись за руки, летали вокруг Луны, на каждом витке пытаясь попасть в висящие на орбите Звёздные Врата — и всякий раз промахивались и отчаянно ругались по-русски и по-китайски…
VII
…Итак, в конце 48-го года советская палеонтологическая экспедиция, работавшая в монгольской пустыне, раскопала некий артефакт, крайне необычный и не имеющий никакого отношения к окаменелым останкам динозавров, рази которых экспедиция и была затеяна. — продолжал свой рассказ инженер.Между прочим, находку сделал начальник экспедиции Иван Ефремов — слыхал, надеюсь, о таком?
— Писатель, автор «Туманности Андромеды?» — радостно вскинулся Димка. Уж в чём-чём, а в фантастике он разбирался. — Ещё бы не слыхать!
— Он самый. — кивнул Геннадий Борисович. — Но сейчас нам интереснее другой его рассказ, он называется «Олгой-хорхой».
— И его знаю! — подтвердил Димка, обрадованный тем, что разговор свернул в знакомую колею. — Там ещё наш геодезист с монголом-проводником встречают в пустыне Гоби электрического такого червяка, огромного…
— Так и есть. Но с этим рассказом вот какая история: знатоки творчества Ивана Антоновича упорно твердят, что он стоит среди прочих его произведений особняком. Ну не укладывается он в обычную для Ефремова эстетику романтики научного поиска, хоть ты тресни! Вспомни сам: