– Хочешь, чтобы тебя отвезли? – осторожно спросилГолдберг.

– Нет.  Я в порядке.

Потребовалась вся его гордость, чтобы не побежать, когда онотвернулся к выходу: усилием воли он откинул голову назад, выпрямил спину, ипринялся спокойно переставлять ноги одну перед другой.

Странно, но пока он следовал тем же путем, каким заходил вбольницу, он вспоминал о своем старом профессоре по хирургии… его администрацияколледжа «отправила на пенсию» в семьдесят лет. Мэнни в то время учился навтором курсе.

Доктор Теодор Бенедикт Стэнфорд Третий.

Мужик был конкретным капитальным придурком, из разрядамудаков, с нетерпением ожидающих неверного ответа студента на поставленныйвопрос, ведь тогда он получал возможность опустить незадачливого парня вунитаз. Когда администрация в конце года объявила о его уходе, Мэнни и егоприятели закатили прощальную вечеринку жалкому ублюдку, все они напились,празднуя тот факт, что стали последним поколением, обучаемым этой навознойлепешкой.

Нуждаясь в деньгах, Мэнни тем летом устроился уборщиком вколледж, и как раз натирал коридор, когда грузчики выносили последние коробкииз кабинета Стэнфорда… а потом из-за угла вывернул сам старик, в последний разпроходя по коридору.

Он ушел с высоко поднятой головой, спустился по мраморнымступенькам и вышел через парадный вход, гордо задрав подбородок.

Мэнни смеялся над высокомерием мужчины, неугасающим дажеперед лицом физической старости и морального износа.

Сейчас, уходя тем же образом, Мэнни сомневался, так ли былона самом деле.

Более вероятно, что Стэнфорд чувствовал себя так же, как иМэнни сейчас.

Списанным на утилизацию.

Джейн услышала рвущийся звук, находясь в кабинететренировочного центра. Он разбудил ее, вынуждая поднять голову симпровизированной подушки в виде предплечий и выпрямить спину.

Рвущийся звук… и хлопанье…

Поначалу она подумала, что это порыв ветра, но потом еемозги включились. Под землей не было окон. И только чертова гроза могла статьпричиной такого шума.

Вскочив с кресла и обогнув стол, она выбежала в коридор,пулей устремившись к палате Пэйн. Все двери были распахнуты именно по этойпричине: хотя Пэйн была единственным пациентом и преимущественно вела себя тихо,если что-то случится…

Что это за шум, черт возьми? Также раздавалось сопение…

Она завернула за дверной косяк операционной палаты и почтизакричала в голос. О, Боже… кровь.

– Пэйн! – Она кинулась к кровати.

Пэйн буйствовала, ее руки мельтешили в воздухе, пальцывцепились сквозь простыни в тело, острые ногти впивались в кожу плеч и ключиц.

– Я не чувствую! – кричала женщина, обнажив клыки,ее глаза были так широко распахнуты, что все лицо казалось белым. – Яничего не чувствую!

Джейн устремилась вперед и схватила Пэйн за руку, но тамгновенно выскользнула из хватки, задевая кровоточащие порезы.

Пока Джейн пыталась успокоить свою пациентку, кровьзабрызгала ее лицо и белый халат.

– Пэйн! – Если это продолжиться, то порезы станутнастолько глубокими, что обнажат кость.  – Прекрати…

– Я ничего не чувствую!

Ручка «Бик» возникла в руке Пэйн словно из ниоткуда… хотя, нет, магия тут вряд ли виновата… Ручка принадлежала Джейн, она носила ее в боковом кармане халата. В мгновение,когда она увидела предмет, все яростные движения сюрреалистически замедлились,и Пэйн уже заносила руку.

Удар был сильным, уверенным и неотвратимым.

Острая часть пронзила аккурат сердце девушки, она выгнулагрудь, и предсмертный вздох сорвался с ее губ.

Джейн закричала:

– Неееееееет…

– Джейн… проснись!

Голос Вишеса выбивался из картины происходящего. Но потомона открыла глаза… навстречу кромешной тьме. Палату, кровь и хриплое дыханиеПэйн заменила черная визуальная пелена, которая…

Зажглись свечи, и первое, что она увидела, – этожесткое лицо Вишеса. Он был подле нее, хотя спать они отправились в разноевремя.

– Джейн, это был всего лишь сон…

– Я в порядке, – выпалила она, смахивая волосы слица. – Я…

Тяжело дыша, она поднялась на локтях, не зная, был ли этосон или явь. Особенно учитывая то, что Вишес лежал рядом с ней. Они не тольконе ложились в одно время; они также не просыпались вместе. Джейн думала, что онспит в своей кузнице, хотя дело могло обстоять иначе.

Она надеялась на это.

– Джейн…

В приглушенном свете, она услышала в его голосе тоску,которую Ви не позволил бы выказать при иных обстоятельствах. И она чувствовалато же самое. Дни, в которые они так мало общались, стресс из-за лечения Пэйн,отстраненность… эта гребаная отстраненность… приносили столько горя.

Но здесь, в свете свечей, в их супружеской постели, все этоисчезло.

Вздохнув, она повернулась к его теплому, твердому телу, иприкосновение изменило ее: она обрела твердость, не прилагая усилий, теплопотекло между ними, делая ее такой же реальной, каковым был Вишес. Подняввзгляд, Джейн посмотрела на его жесткое, красивое лицо с татуировкой на виске,черными волосами, которые он всегда зачесывал назад, резкой линией бровей и ледянымвзглядом.

Всю прошедшую неделю она проигрывала в голове ту ночь, когдався их жизнь обратилась в хаос. Несмотря на все раздражающие и тревожные факты,одна вещь была ясна наверняка.

Когда они столкнулись в туннеле, на Вишесе была водолазка. Аон никогда не носит водолазки. Ненавидит их из-за чувства скованности… какаяирония, учитывая, что это ощущение иногда заводит его. Как правило, он носитмайки или вообще ходит раздетым. И Джейн не была глупа. Он мог быть жесткимзасранцем, но раны на его коже появляются только от чьей-то чужой руки, не егособственной.

Вишес сказал, что ввязался в сражение, но он также былмастером рукопашного боя. Синяки по всему его телу могли возникнуть только поодной причине: он сам позволил это.

И Джейн гадала, кто сделал это с ним.

– Ты в норме? – Спросил Ви.

Джейн положила ладонь на его щеку.

– А ты? Они?

Он не моргнул.

– О чем был сон?

– Нам нужно о многом поговорить, Ви.

Его губы сжались в полоску. Он стиснул их еще сильнее, покаДжейн терпеливо ждала ответа. Наконец, он сказал:

– Состояние Пэйн не изменилось. Прошла всего неделя…