(Написано незнакомым почерком 07/06/2009.

Это случилось не в ванной, а в моей спальне. то касается остального…)

Рассматривая свое тело и особенности его рельефа под таким углом зрения и при таком необычном освещении, я испытала странное чувство, словно видела себя в первый раз. Предо мной разворачивалась картина, которую жадными глазами наблюдали мужчины, когда я раздевалась перед ними. Это была совсем другая женщина, не та, за которой я, обуреваемая комплексами неверного воспитания, наблюдала критическим взглядом, не отмечая в ней ничего, кроме недостатков. Самое удивительное, что мои недостатки никуда не исчезли, но мне бы в голову не пришло представить их в такой комбинации со всем остальным, и, впервые взглянув на ансамбль с этой точки зрения, я смогла оценить по достоинству их бесспорную привлекательность.

Как бы требовательно я ни судила себя, единственным достоинством, в котором у меня никогда не было никаких сомнений, являлась нежность кожи. Я всегда особо тщательно следила за ней, ублажая ее душистыми мазями, миндальным молочком, маслом карите, предпочитая натуральные продукты разнообразным дорогим химическим составам, предлагаемым косметическими фирмами. Уверена, своим очарованием и шармом в первую очередь я обязана бархатистой нежности моего эпидермиса.

Инстинктивно я закрыла глаза. Внешний обзор моего животика, шеи, высокой груди и ее плавных очертаний убедили меня в том, что мои усилия не пропали даром и репутация никоим образом не пострадала. С удовольствием я проводила рукой по всем закоулкам тела, согревая их ладошкой, переходя к следующим, и так до тех пор, пока не опустилась к пояснице, дальше – к ягодицам, потом еще ниже – к внутренней, бархатистой на ощупь части бедер.

Томное воркование певца, доселе доносившееся из скрытых динамиков, сменилось мелодией, исполняемой инструментальным ансамблем в сопровождении отрывистых гитарных аккордов. Музыкальный фрагмент близился к завершению. Неожиданно его заглушил резкий звук, какое-то потрескивание, заставившее меня вздрогнуть от неожиданности и открыть глаза.

Шум раздавался с антресолей под потолком, искусно скрытых за ширмой и потому раньше не замеченных мною. Там внезапно заработал принтер, выплевывая на пол прямоугольники твердой бумаги. Я подбежала, схватила первое, что попалось под руку, и стала рассматривать.

…Потрясенная, приятно удивленная, благодарная?

То были цветные фотографии, сделанные только что с небольшими интервалами времени, на каждой из которых я была запечатлена в разных позах, с разных ракурсов, своего рода пазл моего тела со всех сторон. Теперь только мне стал понятен замысел хитрого инициатора игры в прятки, который наслаждался из укрытия зрелищем моих прелестей. Как ни странно, но я перестала на него злиться. Я испытала благостное чувство облегчения и отрады, видя себя такой красивой в отражении тысячи зеркал. Мне было приятно, что меня сняли на сегодняшний вечер не только ради моих женских соблазнов. Их притягательную силу я осознала только сегодня и только сейчас поняла, что в совершенстве обладаю ими. Более того: я примирилась сама с собой, познав свой новый образ и согласившись с ним.

Щелчок электронного замка, положивший нежданно-негаданно конец моему заключению, не разрушил охвативших меня приятных чувств. Я стала одеваться и, пользуясь моментом, нежно прикасалась к коже, лаская ее, не торопясь, наслаждаясь каждым мгновением. Собрав в кучу все фотографии, я сунула их в сумочку, после чего мне осталось только покинуть номер, что я и сделала, слегка опьяненная новыми ощущениями. Покидая гостиницу, я никого не встретила по дороге, даже месье Жак отсутствовал на своем обычном месте у входа. Впрочем, меня это не удивило и особо не огорчило.

Я спускалась по улице Пигаль как во сне, все еще одурманенная, не вполне отдавая себе отчет в том, что происходит вокруг. В этот поздний час только несколько ночных баров еще не закрылись. Я не обратила внимания на бестактные призывные крики и свистки, которыми меня провожали какие-то парни, расположившиеся за столиком на террасе с бутылкой вина.

Готова признать, что иногда занимаюсь сексом с мужчинами ради денег. Да, я, Анабель, Эль, я этим занимаюсь. Как бы я ни старалась убедить себя в том, что ничем не отличаюсь от содержанок, готовых раздвинуть ноги ради того, чтобы обеспечить себе образ жизни, к которому они тяготеют, мне все равно немного противно. Но что самое удивительное – когда я вновь и вновь унижаю себя словами «Я шлюха, я путана», во мне рождается смутное возбуждение, как ни странно.

(Написано незнакомым почерком 07/06/2009. Повторю еще раз: без комментариев.)

Пульсирующая, влажная, доступная.

Узкая полоска трусиков в промежности, готовых сползти вниз по ногам в любую минуту, щекотала мои гениталии. Касаясь вспухших от вожделения губ, напряженного клитора, полуоткрытой вагины, она вызывала волнующее желание, и, если бы не стыд, сдерживающий порыв, я бы запустила руки в трусы и прямо тут, на улице, у всех на виду, позволила себе ласки, благотворный исход которых был мне знаком и желаем. Все в моем истомившемся лоне трепетало, готовое ко всему или почти что…

Если бы мне пришлось давать показания по поводу событий прошлой ночи, что бы я могла сказать: что я разделась по собственной воле, находясь в полном одиночестве в номере гостиницы, которую раньше мне доводилось посещать довольно часто? В каком злодеянии можно было бы обвинить того, кто меня туда пригласил? Можно ли то, что там произошло, назвать иначе, чем непристойная и нелепая причуда с моей стороны?

Отсутствие Луи в «Отеле де Шарм», которое меня совершенно обескуражило, никто не мог бы вменить ему в вину. Его нельзя упрекнуть также в том, что моя вагина трепещет от вожделения, как вчера, так и утром, когда я проснулась одна в большой постели, потому что Дэвид ушел рано, оставив меня, как делал и раньше после бурно проведенной ночи.

Зато старшего из братьев Барле можно было бы обвинить в том, что я получила от него новую записочку:

Вы чувствуете, что я еще в вашей утробе? Правда?

Как и все предшествующие, она ждала меня на консольном столике у входа, я сразу заметила ее, как только проснулась и спустилась в гостиную. В песочных часах большая часть нижней чаши уже была заполнена песком. До нашей свадьбы оставалось совсем немного песчинок…

– Доброе утро, Эль.

Мои размышления нарушил жизнерадостный, почти игривый голос. Я так растерялась от несоответствия веселой интонации собственным мрачным мыслям, что не сразу его узнала.

– Луи!

…Да-да, он самый! Предполагаемый источник моих мучений, заявивший о себе, как обычно, дурманящим ароматом духов.

– Да, это я, посланный к вам от вашего будущего супруга.

Луи дополнил свои слова чересчур почтительным поклоном.

О чем он говорит? Как он смеет стоять тут передо мной? Неужели ему недостаточно моего вчерашнего унижения? Чего ради он сюда явился? Шутки шутить?