Я действительно принимал участие в создании «Сибнефти», в переходе «АвтоВАЗа» с государственной колеи на коммерческую, в создании «ЛогоВАЗа» и других структур. Я глубочайшим образом убежден, что, когда я непосредственно руководил этими структурами, никаких нарушений закона там не существовало. Если бы что-то существовало с точки зрения правоохранительных органов, то давно было бы выявлено, потому что такого сорта кампании против меня устраивались не раз. Поэтому в этой части я совершенно спокоен. Я самый прозрачный из всех бизнесменов мира. Меня проверяют российская, английская, французская, швейцарская прокуратуры – ни один бизнесмен мира не выдерживал еще такой проверки. И при этом с 1998 года, со времен Евгения Примакова, я так и не числился в осужденных, только в подозреваемых и обвиняемых. И я уверен, что переживу и Примакова, и Путина.

Я никогда не задумывался, почему я не боюсь Путина. На самом деле я ничего не боюсь. Я не боюсь достаточно давно, только не потому, что я такой отвязный или лицемерный, я действительно ничего не боюсь. Я не боюсь того, что кто-то может против меня лично что-то предпринять. Я боюсь только самого себя. Я боюсь потерять себя, потерять свою веру, потерять уверенность в себе. Вот этого я боюсь. А всего, что касается внешнего давления, внешних угроз, я не боюсь.

Если уж Путин стал выстраивать вертикаль власти, затем – вертикаль СМИ, сейчас вертикаль экономики начал строить, то для того, чтобы все это удержать, в авторитарном государстве есть свои законы. И эти законы очень четко прописаны историей. Поэтому вначале ты даешь команду убивать абстрактно, как в Чечне. А дальше ты должен перешагнуть черту и дать команду убить конкретного человека. Ну, про себя я уже сказал – пытаются, не получается. Пока, по крайней мере.

Власть пытается поменять приоритеты в раскрытии преступлений. Самые главные преступления, которые совершались в России, не экономические, а политические, – это убийство Влада Листьева, это убийство Холодова, это убийство Старовойтовой, это покушения на журналистов, это взрывы в Москве, это взрыв в Волгодонске, это подготовка к взрыву домов в Рязани – все это работа спецслужб. Спецслужбы говорят: нет, господа, нет, россияне, дорогие, это не главное, главное – что украл Аксененко или не украл Аксененко; главное – как Березовский в «Аэрофлоте» работал, когда он ни одного дня там не проработал; главное, что Гусинский надул «Газпром»; главное теперь, что, оказывается, Вяхирев вывел активы из «Газпрома». А Владимир Владимирович чем занимался, интересно, когда он был заместителем мэра города Санкт-Петербурга? Сколько там в это время, в его бытность, было совершено экономических преступлений? Владимир Владимирович не преследуется Генеральной прокуратурой.

Поэтому абсолютно очевидно, что это те приоритеты, которые власть установила сегодня в раскрытии преступлений. И понятно, что народ с большим энтузиазмом борется с коррупционерами, борется с богатыми. Это в традициях нашего народа (должен заметить, не только нашего). Но главные преступления власть укрывает – преступления в Чечне против целого народа, преступления против москвичей, преступления против жителей других городов – вот что власть пытается скрыть.

Как только президент произносит разные слова вроде «переведем из свидетелей в обвиняемые», начинается активность прокуратуры. Президент не имеет права вообще давать юридических оценок. А он дает команды. Это все продолжение разговора о дубине, которой он намерен размахивать. Путин защищает свою позицию с помощью дубинки. Из всего, что говорил Путин, я запомнил «мочить в сортире», «замучаетесь пыль глотать» (это обращаясь к русскому бизнесу – «замучаетесь пыль глотать»), «отрежем так, что больше не вырастет». Вот и вся терминология президента России. Вот и все, что я запомнил, к сожалению, из того, что сказал Путин. Это полубандитский сленг, абсолютно низкого качества по содержанию. А большинство населения – не блатная часть населения. Ей нужна другая аргументация. Блатная ее не устраивает.

Олигархов хотят посадить многие, но только вряд ли это кому-то удастся. Знаю только одно: правоохранительные органы, которые сейчас действуют в России, – ФСБ, МВД – являются прямыми наследниками тех правоохранительных органов, которые существовали при советской власти. Они генетически воспитаны так, что ненавидят всех, кто занимается предпринимательством. Будет еще не одна попытка бороться с олигархами, с теми, кто занимается бизнесом, но мне кажется, что сейчас силы уже на стороне тех, кто строит новую Россию, а не тех, кто пытается стащить ее назад. В Генпрокуратуре России тоже работает много бесстыжих и недалеких людей, нарушающих закон. Но время, когда власть в России была у людей с голой задницей, прошло.

То, что делает Генеральная прокуратура, – это абсолютно грубый шантаж и устрашение, это запредел. Президент, когда находился в Нью-Йорке, дал указания Генеральной прокуратуре, сказал, что Березовский легко может быть переведен из свидетелей в обвиняемые. Это наподобие того, что делал в свое время Примаков вместе с предыдущим генеральным прокурором Скуратовым, который спрашивал его разрешения на возбуждение уголовного дела. При этом президент не ограничивается тем, что дает прямое указание Генпрокуратуре, он еще замахивается дубиной и рассказывает, как он будет бить по голове.

Слова президента в интервью газете «Фигаро» накануне его поездки в Париж, где он абсолютно конкретно сказал, что собирается бить по голове дубиной, отвечая на вопрос, где упоминалась моя фамилия, не могут не впечатлять. Когда президент великой страны говорит в таких терминах – это, с одной стороны, необычно, а с другой – конечно, это нельзя не принимать всерьез. И я воспринял это – всерьез.

Поскольку я занимаюсь политикой в России, я готов к тому, чтобы сидеть в тюрьме. Но я, естественно, никогда не приму обвинения в нарушении российского законодательства. Я готов сидеть в тюрьме, когда меня будут привлекать по политической статье, которая сегодня в Уголовном кодексе отсутствует, и когда будут озвучены для всех очевидные признаки именно политического дела.

Я сразу понимаю, умен человек или глуп. Но добрый он или злой, я понять не могу. Я верил в Путина, но он изменился. Когда он возглавлял ФСБ, я часто наведывался к нему и видел на его столе в кабинете на Лубянке бюстик Дзержинского. Я посчитал, что он остался от предшественника, и не придал этому факту особого значения. Позже, когда Путин стал премьер-министром и переехал в Белый дом, вместе с ним переехал и маленький Феликс Эдмундович. Мы беседовали, пили чай в комнате отдыха премьерского кабинета. Я заметил знакомый бюстик на новом письменном столе Путина. Меня тогда кольнуло предчувствие…

После того как Путин, сам выходец из спецслужб, стал президентом, он опять собирает под «крышу» государства тех же самых людей, с тем же самым менталитетом. Поэтому мы видим эти бесконечные суды, никак не воспринимая их как законные. Мы видим, что это беззаконие. Но опять пытаются под это, как было и в советское время, подвести какие-то законодательные нормы.

Спецслужбы стараются подчинить, поставить под свой контроль, в том числе и бизнес в России. Результат будет очевидный: либеральное внешнее лицо, либеральная, например, экономика и жесткая внутренняя авторитарная власть. Я считаю, что экономика тоже будет авторитарной. Что же касается всей возни вокруг меня, могу лишь сказать, что очень неприятно быть мишенью спецслужб. Они сильно активизировались. Это весьма тревожный симптом для всей России. Они будут контролировать ровно столько, сколько смогут проконтролировать. Их экспансия будет распространяться до тех пор, пока их кто-то не остановит или какие-то обстоятельства не остановят. И это совершенно естественно. То есть они возьмут власти столько, сколько смогут забрать.