В Лондоне я остаюсь русским человеком. Я ощущаю себя, как ощущал себя в России. И в этом смысле ничего не изменилось: я в жизни занимаюсь только тем, что мне интересно. Сегодня мне интересна не только политика. Мне интересно описание, понимание моих ощущений мира и описание этого понимания. Мне это интересно, потому что мир, который нас окружает, он такой только в той степени, в какой мы его в состоянии понять и сформулировать. Я не пытаюсь следовать традициям, которые есть знание. Я пытаюсь следовать традициям, которые есть мое ощущение жизни.

Я член очень многих клубов. Здесь это происходит суперестественно. В частности, здесь очень много ресторанов, которые так и называются – клубы. И ты не можешь просто приходить, если ты не член этого клуба. Здесь теннисные корты тоже клубы, здесь какие-то интересы тоже определяют собрание людей, которое называется клубом. Поэтому то, что у нас называется просто провести вечер в каком-то доме, здесь называется – провести вечер в клубе.

Я почти на всех лондонских мюзиклах был, для этого не нужно быть членом клуба. Здесь очень бурная культурная жизнь. Приезжают труппы со всего мира, буквально каждый день есть звезды первой величины, мировые. В том числе очень много русских сюда приезжают. Совсем недавно я был на двух балетах Эйфмана – «Красная Жизель» и «Чайковский». Я много хожу в театры здесь.

Моей жене не хватает русского театра. Она ко всему привыкла, а вот то, что нет театра, – это ее угнетает. Лена так и не посмотрела «Кухню» с Меньшиковым. Масса спектаклей в Москве новых, выставки проходят. Мы уже многое пропустили. Я не такой театрал, как она, поэтому эту часть переживаю спокойно. А вот общения, того ритма жизни, который был в Москве, мне не хватает.

Хожу в рестораны, преимущественно итальянские и японские. У меня три любимые кухни. Самая любимая – грузинская, далее – японская и итальянская. Здесь есть очень хороший ресторан – «Нобу». Это не чистая японская кухня. Там есть и классические блюда, но самое интересное – это кухня, которая изобретена самим основателем ресторана, Нобу. Это просто божественно.

Мое отношение к Путину определено не моим личным отношением. Что обо мне думает Путин, меня абсолютно не волнует. Я считал, что Путин продолжит курс реформ Ельцина. И наше принципиальное расхождение с Путиным состоит в том, что Путин говорит о наших с ним личных взаимоотношениях, а я говорю о тех идеях, которые мы с ним вместе обсуждали и которые он собирался проводить в жизнь. Это две разные плоскости: мои личные отношения с Путиным и то, что Путин делает по существу. Это ни в коем случае нельзя было смешивать.

У меня был очень любопытный разговор с Путиным весной 2000 года. Тогда я ему сказал, что теперь, когда многие цели, которые мы перед собой ставили, достигнуты, очень важно решить последний, но, с моей точки зрения, не менее важный вопрос, чтобы сделать процесс демократического преобразования России необратимым. Нам нужно позаботиться о существовании в России оппозиции. Я еще сказал, что, конечно, принципиальный вопрос, какая оппозиция – правая или левая, но значительно важнее – есть она вообще или нет.

Я по наивности считал, что Путин, обладая властью, согласится не громить оппозицию. К сожалению, он вообще панически боится оппонирования, поэтому, как следствие, боится оппозиции. Разгром оппозиции – это еще один печальный итог правления президента Путина. Власть президента Путина утрачивает свою легитимность. И по существу, в стране осуществляется ползучий государственный переворот. И в действиях, и в тенденциях Кремля налицо как явное нарушение Конституции России, так и продолжающиеся попытки демонтировать основы демократических механизмов действующей Конституции.

Путин убежден, что Россия может быть сильной, только будучи унитарным, жестко централизованным государством. А я убежден, что Россия развалится, если Путин станет дальше выстраивать эту вертикаль власти. А я убежден, что государство станет эффективным, только если власть снова будет возвращена в регионы. Здесь мы с президентом категорически расходимся в позициях. Это главная причина нашего расхождения. Хотя, может быть, ему и горько, что человек, который его поддерживал, публично от него отвернулся и не перестает говорить о причинах, почему не согласен с политикой президента. Мы с ним просто работаем в совершенно разных системах аксиом, в совершенно разных предположениях. Он считает, что Россия не может управляться иначе как авторитарным способом, а я глубоко убежден, что Россия реально может развиваться как либеральная страна (т. е. самоорганизовываться), где есть приоритет личности над государством, а не приоритет государства над личностью.

Сейчас заметно, что появляется все больше людей, которые испытывают неприязнь к Путину. Хочу сказать, что чувства неприязни, тем более ненависти Путин у меня не вызывает. Вообще никаких эмоций Путин у меня давно не вызывает, да, пожалуй, не вызывал никогда. Путин никогда не интересовал меня как человек. Я не с Путиным воюю, а отстаиваю свои убеждения. Я получаю удовольствие от борьбы, от того, что не изменяю себе. Что меня гнетет, так это серость власти. Серая власть России противопоказана. Для нее тусклость, болото, застой – смерть наверняка. В другом же случае есть шанс выжить. Путин насаждает в стране горизонталь серости, выравнивая всех под себя.

Думаю, одна из важнейших потерь России за последние два года – цветовая гамма жизни. Место ярких, неординарных людей опять заполняет серая масса в погонах и без них. Борис Николаевич чувствовал себя сильным и позволял цвести всем цветам. Он считал, что общество, а не спецслужбы и прокуратура должно отличать, где сорняк, а где полезное растение. Персонально Путин – это ошибка. Хотя далеко не только моя. Я не один принимал это решение. Более того, у меня были иные предложения.

Путин разрушает основы, которые заложил Ельцин. Ельцин разрушал централизованную власть и монополию власти на СМИ – Путин воссоздает их; Ельцин уничтожал государственное вмешательство в экономику – Путин его возвращает. Ельцин допустил три главные ошибки. Первая – война в Чечне. Вторая – то, что он не разрушил прежнюю систему КГБ, считая, что главным противником реформ являются коммунисты, а ими оказались спецслужбы. Третья – Ельцин не задумался вовремя о преемственности власти. Эти три ошибки и привели к тому результату, который мы имеем сегодня.

Путин пытается построить эклектичную систему: рыночную экономику и авторитарную политическую систему. При этом идут ссылки подспудно или специально на Китай, например: вот там работает такая модель эффективно, – забывая при этом об абсолютном отличии менталитета китайцев от менталитета русских. Эклектичная модель в России долго не просуществует – это определенно. Путин сегодня обозначил авторитарный путь развития. Поэтому абсолютно ясно, что в дальнейшем это – концентрация власти, которая на формальном уровне уже произведена в России. Я подчеркиваю: концентрация, а не консолидация. За концентрацией средств массовой информации последует концентрация капитала, т. е. подчинение капитала государству, точнее, государственным чиновникам. В какой форме, какие будут бантики к этому понавешены, это не имеет значения, но ясно, что это произойдет.