В последнее время в общественных дискуссиях приобрела известную популярность тюремная присказка, тест для начинающих заключенных: стоят два стула, на одном «пики точеные», на другом эрегированные фаллосы; на какой стул сам сядешь, на какой мать посадишь? Очевидно, это главный вопрос, который каждый день задает нам Российское государство, и мы с удовольствием пользуемся любезно предоставленным нам выбором между двумя стульями.

«Знакомым с федеральных телеканалов» как носителям инсайдерской информации я не доверяю примерно шесть лет, с весны 2007 года, когда сразу несколько государственных коллег по страшному секрету рассказали мне, что святейший патриарх Алексий, к сожалению, скончался и об этом вот-вот объявят — не сегодня, так завтра; вот уже «тарелка» едет в Чистый переулок, и как доедет, так сразу и объявят. Объявили, как известно, через полтора года, поэтому когда кто-нибудь теперь ссылается на федеральный телевизионный инсайд, я даже не то что не верю, просто понимаю, что прогноз может сбыться года через полтора. И, между прочим, возможность прихода Путина на Болотную я тоже охотно допускаю, — когда-нибудь, года через полтора, он придет на очередной «болотный» митинг — в конце концов, это не настолько фантастика. Придет и будет чувствовать себя как дома.

«Креативный класс» — главное политическое ругательство последних двух сезонов — оказалось настолько эффектным, что даже вполне нейтральные наблюдатели, рассуждая о социальной базе протестующих, срываются во что-то совсем неприлично сферическое, практически всегда забывая одно очень важное обстоятельство. К моменту начала протестов в Москве Путин был Путиным уже двенадцать лет (сейчас эта цифра звучит еще убедительнее — тринадцать с половиной, в августе будет четырнадцать), и это значит, например, что не самому юному из всех участников митингов — мне — к моменту прихода Путина к власти было 19 лет, то есть вся жизнь прошла при Путине, вся карьера сделана при Путине, я состоялся как личность при Путине. И если бы я один. Навальный как бы взрослый, он живет при Путине с 23 лет. Но Собчак — с восемнадцати, Яшин — с шестнадцати, Алексей Гаскаров, пока последний из «болотных узников» и точно не последний из левых лидеров, он живет при Путине с четырнадцати. Даже сегодняшним пятидесятилетним в момент прихода Путина не было и сорока, а это тоже — жизнь назад.

Мы все путинское поколение, и я не думаю, что мне одному пришла в голову эта потрясающая своей оригинальностью мысль. И «та самая» путинская телепроповедь про бандерлогов, и сопутствовавшая ей государственная пропаганда конца 2011-го — начала 2012-го, в которой очень легко читалась именно эта обида: Путин их вырастил, а они взбунтовались, нехорошо.

Пройдет полтора года, и это «нехорошо» обрастет уголовными делами, судами, сделками со следствием и бог знает чем еще. Но путинское поколение не перестанет от этого быть путинским. И другого поколения у Путина нет, что бы ни говорила нам и ему самому его пропаганда.

И, поскольку эти тринадцать лет убедительно показали, что недооценивать Путина не стоит, предположу, что все это понимает и он сам и какой-нибудь шаг навстречу он сделает. И приход на Болотную вообще-то идеален с точки зрения такого шага.

Прошел (я думаю, полиция его пропустит в обход металлоискателей), встал в толпе недалеко от сцены, вокруг, понятно, все засуетились, камеры федеральных каналов опять же — со сцены заметили, очередной выступающий (скажем, Виктор Шендерович) замолчал на полуслове, и тут уже Ксения Собчак вступает — Владимир Владимирович, ну чего вы там стоите? И толпа расступается, и Путин проходит на сцену. Даже ничего не говорит, просто машет рукой. И смотрит на толпу.

Толпа, может быть, даже будет свистеть — но если вглядеться в свистящих, то это будут только угрюмые активисты, да и то далеко не все. А в целом — ну да, изумленные взгляды прежде всего. Изумленные, но скорее радостные. «Мы победили!» — подумает тихий поклонник Лии Ахеджаковой. «Он сдался!» — подумает старый демократ в толстых очках. «Теперь точно не попаду в автозак!» — облегченно вздохнет офисный сотрудник, который накануне обманул маму и сказал, что пойдет к друзьям. «Какой же он все-таки крутой!» — подумает первокурсница журфака. Когда Путин пришел к власти, ей было четыре года.

Я не верю слухам, исходящим из курилок федеральных телеканалов. Но я знаю, что ничего невероятного в Путине на Болотной не будет, если он вдруг действительно когда-нибудь захочет прийти на митинг. Сказать, что ему будут прямо рады-рады, я не решусь, но представить, в каком настроении люди станут расходиться с площади, несложно. Возникнет ощущение исторического момента, чувство, что жизнь теперь изменится или — даже нет — уже изменилась. Единственные, кого жалко, — заключенные; он же их не отпустит, даже если придет на Болотную.

Он их вообще никогда не отпустит.

В декабре Навальный проспорил мне бутылку виски. Спорили об антисиротском законе. Навальный думал, что в самый последний момент Путин откажется его подписывать, чтобы показать, какой он мудрый и человечный. Я говорил, что ничего подобного не случится и что закон, конечно, будет подписан. Путин подписал закон, и Навальный отдал мне бутылку.

Похожее пари можно было бы заключить и сейчас. Я уверен, что желающих поспорить, что Навального не посадят, найдется много, и даже аргументы их можно реконструировать заранее. Они, конечно, скажут, что власть протянет интригу до последнего момента, чтобы в день приговора неожиданно проявить мудрость и ограничиться хотя бы условным наказанием. Скажут, что Кремль понимает, что пребывание за решеткой повысит Навальному рейтинг и узнаваемость, вызовет новую волну протестной активности, выведет на очередной митинг больше людей, чем вышло бы, если бы Навального никто не сажал. Ну, есть понятный набор аргументов, указывающих на то, что сажать Навального было бы невыгодно самой власти.

Разумеется, вероятность посадки Навального совсем не стопроцентна, но людей, которые всерьез верили бы, что его действительно посадят, я не вижу совсем. Никто почему-то не верит. И это, конечно, самое удивительное свойство нашего общественного мнения. Мы живем с Путиным не первый день, наблюдали его в самых разных ситуациях, видели его типичные реакции и, по крайней мере, некоторые ключевые привычки. Это в 2000 году, может быть, существовал некоторый повод ждать от Путина сюрпризов, но сейчас 2013-й, и как-то неловко уже спорить о нашей власти и ее повадках.

Не было за эти тринадцать лет случая, чтобы Путин делал шаг назад, желая произвести впечатление на своих подданных и тем более оппонентов, не было случая, чтобы путинский суд внезапно кого-нибудь признавал невиновным из соображений великодушия или, скажем, желания минимизировать текущие политические риски. Вспомните, сколько раз «информированные источники» рассказывали о скором освобождении Ходорковского или хотя бы Лебедева, какие были ожидания во время суда над Pussy Riot. Сюда же можно добавить сентябрь 2011 года — многие ли ждали, что Путин заявит о своем возвращении в президентское кресло? А посмертный суд над Магнитским — может быть, он свидетельствует о том, что Путину хотелось бы выглядеть мудрым и добрым?