Фигуру Иисуса нам также пришлось подвергнуть радикальному пересмотру. Мы убедились, что его «неземной» образ весьма обманчив и вводит в заблуждение. Что он вовсе не был безразличен к римской оккупации Святой земли. Что его миссия к своему народу состояла в том, чтобы спасти его от бедствий и унижения, которые народ был вынужден терпеть под игом римлян, и дать ему возможность исполнить предназначение народа Божия.

Иисус также не был обычным мятежником, а был пророком, вдохновлявшимся высоким идеалом исполнения грозного пророчества Захарии и стремившимся изменить ход истории не только для Израиля, но и для всего человечества. А кроме того, что он был пророком, Иисус был еще и царем-мессией, полным решимости править своим земным царством в духе своих предков Давида и Соломона. Одновременно он был и раввином, чья жизнь и взгляды были тесно связаны с прогрессивной религиозной партией его времени, фарисеями, методы и принципы которых он использовал в своих моральных и духовных поучениях.

Он вызвал смертельную ненависть властей: римлян, обладающих военным могуществом, проримской партии иродиан и саддукеев с их идолопоклонством перед Книгой, Храмом и Священством и с их компромиссом с властью Рима.

После смерти Иисус попал в руки людей, которые не понимали ни его целей, ни его внутренней жизни. Они отрезали его от его корней и превратили его в ангела-неудачника, а в итоге — в объект поклонения. Сделано это было в интересах философии, отрицающей земной мир, которую сам Иисус бы возненавидел. Это превращение было частью компромисса с той самой силой, на которую он нападал, рискуя жизнью, и приспособления к этой силе. Ибо в результате парадокса, который Иисус хорошо бы понял, философия, отрицающая земной мир, есть всегда капитуляция перед ним, а единственной философией, бросающей вызов земным властям и ведущей против них бой, является философия, земной мир утверждающая.

Таким образом, Иисус и Варавва значительно сблизились. Они оба люди Сопротивления, оба фарисеи, оба раввины. Поэтому невольно задумываешься — а не знали ли они друг друга? Не были ли их жизни каким-то образом связаны? Не было ли сотрудничества между их движениями? Случайным ли совпадением стало то, что их мятежи произошли в Иерусалиме в одно и то же время и что они вместе оказались в тюрьме Пилата? Или же они на самом деле были двумя вождями одного и того же движения?

С. Г. Ф. Брэндон полагал, что именно так и обстоит дело. Он писал (в 1968 г.): «Совпадение… атак Иисуса в Храме с неким мятежом в том же городе, который римским войскам удалось подавить не без потерь, должно несомненно рассматриваться как многозначительное. Иерусалим был городом маленьким, и трудно поверить, чтобы эти два потрясения не были тем или иным образом связаны, пусть даже только в глазах властей… А не могли ли оба движения, происходящие в одно и то же время, быть связаны также общими принципами и целью?»[104]

Однако если принимать гипотезу Брэндона, становится загадкой, почему же Варавва до того момента ни разу не упоминался в рассказах Евангелий. Если он был членом движения Иисуса, достаточно важным, чтобы ему поручили руководящую роль в восстании, то почему же он не упомянут ранее? Почему командный пост доверили ему, а не одному из двенадцати учеников, например Симону-Петру? И если Варавва был видным помощником Иисуса, то не кажется ли абсурдным то обстоятельство, что толпа предпочла Варавву Иисусу? И даже если вся эта история не вполне достоверна, то почему вообще Иисус и близкий его соратник и сторонник оказались в тюрьме вместе?

Многие комментаторы чувствовали, что неким ключом к загадке Вараввы служит то обстоятельство, что Варавву звали «Иисусом». Не могло ли случиться некоторой путаницы, вызванной тем, что в тюрьме Пилата одновременно оказались двое заключенных по имени Иисус, и именно эта путаница и породила тот рассказ, который мы имеем в Евангелиях? Само по себе такое совпадение вполне правдоподобно, так как «Иисус» было именем широко распространенным. Но это совпадение, возможно, сыграло какую-то роль в формировании и развитии всего сюжета.

Роулинсон выдвинул в 1925 г. гипотезу, согласной которой вся эта история порождена тем, что Пилат просто путал двух Иисусов, оказавшихся в его темнице[105]. Когда толпа явилась с криками, требуя освобождения Вараввы, они выкрикивали его личное имя — Иисус. Пилат по ошибке решил, что они имеют в виду Иисуса из Назарета, и предложил освободить его.

Пауль Винтер также предложил теорию, предполагающую непреднамеренную ошибку Пилата[106]. Согласно ей Пилат просто осведомился, о котором из Иисусов идет речь, — и именно из этого эпизода возникла вся версия событий, изложенная в Евангелиях, причем мотивом подобного развития сюжета было желание возложить вину за казнь Иисуса на евреев и снять ее с Пилата. Позволительно, однако, усомниться в том, чтобы столь драматичный и столь тщательно разработанный в деталях рассказ мог быть порожден такой мелкой частностью, как минутное сомнение Пилата в том, о котором из двух Иисусов идет речь.

Имеется и другое объяснение, также исходящее из того, что Варавву звали Иисусом, и также считающее движущей пружиной всего повествования стремление переложить на евреев вину за распятие — но более рационально трактующее стадии развития сюжета.

Но сперва суммируем те противоречия, которые не позволяют принять евангельский рассказ за чистую монету.

Повествования гласят, что римский прокуратор Пилат оказался не в состоянии найти какую-либо вину Иисуса и очень хотел освободить его. Такой случай был предоставлен обычаем, по которому римский губернатор каждый год на Пасху освобождал того заключенного, чье имя назовет еврейская толпа. Во исполнение этого обычая Пилат предложил освободить Иисуса, но евреи отвергли это предложение и потребовали взамен освободить Варавву.

Этот отчет о событиях, несомненно, мифичен. Тщательное изучение свидетельств как римских, так и еврейских источников показало, что такого пасхального обычая не было и быть не могло. Чтобы прокуратор беспокойной провинции мог по прихоти толпы и без консультации с императором освобождать заключенного, обвинявшегося в том, что он вел народ на мятеж против Рима, — мягко говоря, неправдоподобно.

Более того, образ Пилата, как он нарисован в Евангелиях, резко расходится с тем, что известно о нем из других источников. Пилат был жесток, своеволен и своекорыстен, он вовсе не был, как изображают Евангелия, дружелюбен и политически наивен. Евангелисты, несомненно, стараются снять с римлян вину за смерть Иисуса. Реальный Пилат (в конце концов смещенный с должности легатом Сирии Вителлием за жестокую и бесцельную резню) без малейших колебаний отдал бы приказ о распятии всякого мятежника, который стал бы притязать на титул «царя Иудейского».