Понятное дело, в каком. Если бы факт измены дошел до императора, все его зачинщики были бы немедленно расстреляны. Рональд Делдерфилд однозначно определяет, что «заговорщики предстали перед выбором: либо поторопиться со своими планами капитуляции, либо предстать перед трибуналом по обвинению в дезертирстве».

Но, как утверждает Виллиан Слоон, Мармон нашел выход из положения. Он согласился поехать в Париж, а там, якобы, «нашел средство сообщить австрийскому главнокомандующему об изменившихся обстоятельствах».

Обратимся теперь к свидетельствам самого Мармона:

5-го утром мы собрались у маршала Нея, чтобы дожидаться там окончательного ответа. В это время из Эссона примчался полковник Фавье и объявил мне, что через некоторое время после моего отъезда прибыло несколько адъютантов с целью найти меня для того, чтобы ехать к императору в Фонтенбло. А так как меня на месте не было, в генеральный штаб было предложено явиться командовавшему вместо меня генералу. Испугавшись этого предписания, генералы, решив обезопасить себя, не нашли ничего лучше, чем поднять войска и двинуться в сторону расположения противника. Полковник Фавье умолял генералов дождаться моего возвращения или моих указаний, за которыми он, собственно, и приехал.

Чего же так испугались генералы Мармона? Для Виллиана Слоона объяснение очевидно: «Из Фонтенбло прибыл ординарец с приказанием Суаму явиться к императору по делам службы. Нечистая совесть рисовала воображению этого генерала всяческие ужасы, а когда затем приехал адъютант Наполеона Гурго и потребовал с Суамом свидания, генерал этот тотчас же предположил, что его непременно арестуют, и страшно испугался. Созвав других, столь же скомпрометированных генералов, он рассказал им о своих опасениях. Немедленно же войска были поставлены в ружье. Около полуночи им отдано было приказание идти вперед».

Аналогичной версии придерживается и Рональд Делдерфилд. Он пишет: «Столкнувшись с вероятностью скорого трибунала и даже расстрела, если посольство Наполеона увенчается успехом, Суам и четыре его товарища-офицера ожидали исхода с понятным нетерпением. Когда из Фонтенбло один за другим прибыли несколько курьеров, требуя немедленного появления Мармона или его заместителя в императорском штабе, беспокойство сменилось паникой. Собрав дивизионных командиров, Суам предложил им действовать сообща и без малейшего промедления. Они должны были выступить в Версаль, тем самым выполнив первый пункт соглашения Мармона с врагом».

Кстати, неплохо было бы разобраться, что это за человек Жозеф Суам, командовавший корпусом в отсутствие герцога Рагузского.

Он родился в 1760 году и был на 14 лет старше Мармона. Обладая почти двухметровым ростом, он поступил на службу в тяжелую кавалерию в 1782 году, а в 1793 году стал дивизионным генералом (в это время Мармон еще был простым лейтенантом). Генерал Суам служил под командованием скандально известных генералов Пишегрю, а затем Моро. За связь с последним в 1804 году он был удален из армии и даже просидел несколько месяцев в тюрьме. После этого Суам долгое время был в опале, а затем служил в Испании, участвовал в сражениях при Лютцене и Лейпциге. В 1814 году Суам командовал 2-й резервной дивизией в 6-м корпусе Мармона.

Вопрос: мог ли такой человек, известный своими роялистскими взглядами и не скрывавший их, открыто содействовать возвращению Бурбонов в апреле 1814 года? Ответ: вполне мог. И уж, во всяком случае, у него не было оснований любить императора и радоваться неожиданному приглашению в его ставку.

Очень интересным представляется анализ, сделанный в 1858 году неким Пьером-Николя Рапетти в книге, вышедшей под не допускающим иных толкований названием «Измена Мармона в 1814 году».

В этой книге Рапетти пишет: «Отъезд герцога Рагузского произошел внезапно и походил на бегство».

Весьма странное заявление, ведь Мармон поехал в Париж по поручению императора! Может быть, чтобы не волновать своих солдат, он должен был готовиться к отъезду подольше или вообще отказаться от поездки?

Кроме того, сам Мармон утверждал, что перед отъездом из Эссона он объяснил генералам, которым он оставлял командование корпусом, причины своего отъезда. При этом он, якобы, пообещал им, что вернется.

Далее Рапетти анализирует поведение генералов 6-го корпуса в отсутствие Мармона. Он пишет: «Вдруг генералы узнали о приезде в штаб офицера по поручениям от императора. Этот офицер стал искать герцога Рагузского, а когда услышал, что маршала нет на месте, он выразил большое удивление, ярость и негодование. Затем он спешно удалился, выкрикивая угрозы».

Не менее странное заявление! Что это за порученец от императора, который не знал, что Мармон самим же императором послан на переговоры в Париж, и который позволил себе говорить на повышенных тонах и угрожать генералам 6-го корпуса? По всем свидетельствам, это был полковник штаба Гаспар Гурго, человек предельно разумный и вежливый, ближайший помощник Наполеона, сопровождавший его впоследствии (уже в чине генерала) на остров Святой Елены. Так вести себя в чужом штабе Гурго просто не мог. Более того, есть свидетельства, что он был послан с приглашением на ужин к императору и, узнав, что Мармона нет на месте, тут же отправился к Мортье. Тот на месте оказался и с удовольствием отправился в Фонтенбло.

По словам Рапетти, генералы 6-го корпуса страшно перепугались. Довод Рапетти прост: «Виновные легко впадают в панику; генералы подумали, что на них донесли, что их раскрыли, почти предали».

Впрочем, все эти объяснения выглядят вполне логичными, но никоим образом не доказывают виновности Мармона. Да, если генералы 6-го корпуса действительно чувствовали себя виноватыми, то они вполне могли испугаться любого приглашения в штаб-квартиру императора. Как говорится, у страха глаза велики (особенно это касается уже «сидевшего» при Наполеоне опального генерала Суама). От греха подальше, они тут же подняли войска и двинули их в сторону Версаля.

Получается почти анекдотическая ситуация: своим невинным желанием отужинать в кампании кого-нибудь из своих маршалов Наполеон спровоцировал страшную драму, закончившуюся его отречением.

Но шутки в сторону, и допустим, что Мармон, находясь в Париже, действительно ничего не знал о намерениях своих генералов?

Очень важным для решения этого вопроса является анализ дальнейшего поведения маршала, ведь совершенно очевидно, что человек, все знающий заранее, и человек, ничего не знающий, поведут себя по-разному.

Что же происходило дальше? Обратимся к свидетельствам Мармона:

Я тут же отправил в Эссон своего первого адъютанта Дени де Дамремона и уже собирался ехать сам, как иностранный офицер, присланный императором Александром, доложил, что 6-й корпус в этот самый момент уже прибыл в Версаль.

В 1815 году я счел своим долгом ответить на обвинения, объектом которых я стал, и тогда я объяснил следующее:

«Генералы двинули войска к Версалю 5 апреля в четыре часа утра, испугавшись за собственную безопасность, угрозу которой они почувствовали после появления нескольких офицеров генерального штаба, прибывших из Фонтенбло 4-го вечером. Действие было произведено, и оно стало непоправимым».