- Андрей, я не понимаю?.. – немею я.

- Не то, что я, рожденный наркоманкой. Мать меня родила, а на следующий день умерла. Отец сбежал. А родителям Тимура наплели, что у меня хорошая родословная. Приемный я, Вика, но слишком сильно хотел родителям угодить, хотел быть лучше их родного сына Тимурчика. Вот такой ублюдок, не то, что Тимур, - расхохотался Андрей.

Задаю контрольный вопрос:

- Ты чувствуешь себя виноватым в ее смерти?

Оглядываясь куда-то наверх, Андрей поспешно отвечает на мой вопрос, словно только его и ждал. Словно нас подгоняли…

- Вот уже много лет ее смерть не дает мне покоя. Вина разъедает меня изнутри, подобно кислоте. Я называю это кислотой прошлого…

А затем я начинаю неистово кричать. Кричать, орать, звать на помощь, ведь Андрей, словно безумный, вытянул свои руки вперед, оттопырив пальцы, и начал приближаться ко мне.

- После Аси ничего не может быть хорошо. Она погубила меня, а ведь я старался начать жить заново, старался быть хорошим с тобой, но Ася… Ася говорит мне задушить тебя, Ася никогда не скажет плохое, она была милой девочкой, она любила меня и нашего с ней сына…

- Андрей, у нас дочь! Андрей!

Андрей болен. Дико и безвозвратно, Чернов-младший психически болен. Жаль, что я понимаю это слишком поздно, лишь когда он начинает говорить до жути страшный бред…

И когда ледяные пальцы обхватывают мою шею, заглушая безумные крики, рвущиеся из моего горла, я понимаю, что это конец.

- Ты псих… слышишь… - хриплю из последних сил, растирая руки у холодной батареи в кровь.

Легкие горят, секунды бегут с бешеной скоростью, пронося кадры из моей жизни, и я осознаю, что больше не могу дышать.

Время: рождение Ульяны, январь

Сколько же сил мне понадобилось, чтобы смотреть на это? Сколько раз мое дыхание сбивалось к чертям от падения очередного кирпича, раздавленного до крошки?

Я не знал. Но, тысяча чертей!.. это было больно.

Сколько это строилось? Строилось месяцы, годы.

За сколько часов все было разрушено? Да за считанные часы, не более.

Время тянулось до бесконечности, и лишь когда фундамент был разрушен – лишь тогда мое дыхание пришло в норму, а кулаки, наконец, обессиленно разжались. Это был конец.

Конец и одновременно возрождение. Это стало началом новой жизни, я назвал это легкими шагами в неизвестность, о легкости этих шагов и говорил мне Артур. Он был рядом.

Друг не торопил, друг не был настойчивым, и я благодарен ему за то, что он позволил мне самому сделать этот нелегкий выбор. Решиться. Отдать приказ.

Артур лишь предложил вариант, а я начал его развивать.

Он лишь подсказал, как можно начать жить с нуля, а я…

А я снес дом.

Я наблюдал за падением кирпичей, которые уже точно не были пригодны для новой постройки. Я наблюдал за разрушением крыши, которую много лет назад я укладывал своими руками, и падение крыши ознаменовало невозврат к тому грязному, мрачному прошлому. Крыши нет, и это значило, что к прошлому больше не вернуться. Стены, перегородки, фундамент… Весь дом, который планировал лично я и который строил, в частности, я, этот дом – перестал быть домом, а на его месте образовалась лишь груда строительного мусора, который еще предстояло утилизировать.

Артур лишь подсказал, а я снес то, что строил во имя Аси.

Этот падающий дом, что разрушался бульдозерами прямо на моих глазах, означал лишь одно – той девушки больше нет в моей жизни, она мне не невеста, не жена, не любовь.

Она мне никто.

Я разрушил то, что строил в ее память.

Я преодолел себя еще тогда, когда позволил бульдозерам въехать на свою территорию.

Я ничего не чувствовал, я просто хотел начать жить. Этот дом лишал меня этого права.

Однажды мне стало так тяжело дышать, что я оказался перед выбором: либо этот дом, либо новая жизнь и чистое дыхание. Без выбора здесь не обойтись, а сохранить одно и воссоздать другое – увы, не получится.

- Ты молодец, Тимур! – Артур хлопает по плечу, закончив руководить сносом, - приехала бригада, будем утилизировать?

Артур обо всем спрашивал. О каждой мелочи. Ему было важно услышать мое согласие на снос едва ли не каждого кирпича. Он спрашивал: продолжаем? Я кивал. Крыша? Я кивал. Окна? Я кивал. Продолжаем, точно? Я снова кивал. Точно.

Каждая комната сносилась на моих глазах и, как ни странно, мне становилось легче. С каждой комнатой легче.

Я снова кивнул:

- Пускай грузят и увозят. Я уже нашел покупателей на территорию, пусть приведут ее в порядок. Чтобы ни одного кирпича здесь не осталось!

- Ребята, погружаем и увозим, - довольно командует Артур, покидая меня.

Шагая по выжженой земле, где еще шесть часов назад стоял огромный дом, я учился заново дышать. Свободно так. Легко. Не тяжело, как это было раньше, когда я спал здесь ночами и жил мертвым прошлым. Особенно в последние дни становилось совсем худо…

Без дома стало размашисто, без упоминания о ней стало… человечно. Не больно.

Словно я перестал болеть.

Словно я победил болезнь, что одолевала меня годами. Годами!..

Я победил ее за шесть часов и теперь, шагая по грязной растоптанной земле, я просто не понимал, почему я не сделал этого раньше?.. Почему на протяжении стольких лет я не нашел какие-то шесть часов, чтобы излечиться от болезни по имени Ася?

Теперь все погребено вместе с ее вещами. Ее комната была разрушена первой, как символ того, что вернуться туда более нельзя, да и смысла – не имеет.

Еще когда бульдозеры въезжали на территорию, я передал Артуру:

- Ее комнату сносим первой.

Я просто был не уверен. Мне было не по себе, мне было хреново, словно тысяча чертей одолевали меня, но одолеть так и не смогли. Артур боялся, да что там - я и сам боялся, что отступлю от своей затеи, потому и отдал этот приказ. Артур все сделал быстро, бульдозеры тоже. Ее комнаты больше не существовало.

Дальше пути назад не было, и я начал дышать. Все еще болезненно, все еще сжимая кулаки, но стоял и смотрел, как весь дом, что я строил ради нас с нею, сносят целыми кирпичами.

Теперь все закончено. Началось с ее спальни, а закончилось рыхлой землей, по которой я шагаю и отчего-то свободно дышу.

- Ждем тебя в Москве, друг… - позже простился Артур, понимая, что мне необходимо побыть одному.

Огромная пустая территория со вскопанной землей после разрухи – вот, что меня окружало. Я освободился. Больше нет этой клетки в Польше, которую я собственноручно воссоздал из чертежей для себя.