Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пусть даже ты прав – но при чём тут старообрядцы?
– А у них интересы совпадают. Пока. Морозовы твои только и мечтают, что о парламенте да республике. В которой они станут правящим сословием. Свобода религии, свобода слова, представительские органы власти… Дурни. Россия может быть сильной только под властью самодержавного монарха. Как только эту конструкцию станут менять – России конец! На волне пугачёвщины поднимется всякая грязная пена, такая, что смоет и нас с тобой, монархистов, и их, республиканцев. Ты читал рассуждения немца Маркса про диктатуру пролетариата?
– Слышал, но не читал. Какое отношение эта теория может иметь к России? Мы крестьянская страна, и будем ею ещё долго.
– Понадобится – насильно пришьют. И денег дадут, чтобы появились «пролетарские» партии. Сильная развивающаяся Россия никому не нужна, кроме нас с тобой. Да ещё небольшого количества порядочных людей. Либералы, льющие помои на самодержавную власть, хуже любых шпионов…
– Скажи, Иван, ты действительно считаешь, что ничего в стране менять не надо? Ты всем доволен?
– Только дурак может быть доволен тем, что твориться сейчас в России. Конечно, нужны большие переделки. Но какие? По чьему образцу? Согласись, что тут нужна особенная аккуратость.
– С этим соглашусь. Реформы в России могут быть успешными, только если они проводятся сверху. Иначе пугачёвщина. Но вернёмся к Кноппам. Поехали?
– Да. Ты прав – нужно срочно обыскать их контору и склад.
Но генералы опоздали. Пока окружной прокурор выписывал постановление на обыск, со складов общества «Л.Кнопп и К°» выехали ломовые дроги, гружёные длинными сосновыми ящиками. Багаж без помех прибыл в британское посольство. Караульщик склада на Калашниковской набережной подтвердил, что человек в яркой жилетке сутки прожил в комнатке старшего приказчика. Много курил. А наутро исчез, хотя в ворота не проходил…
– Он в посольстве, – констатировал Енгалычев. – И очень скоро его попытаются вывезти с дипломатической почтой.
Генерал не ошибся. Уже на следующий день на таможне появился большой, обитый по углам белой жестью, сундук. Он был опечатан сургучом британского посольства и потому не подлежал вскрытию.
Енгалычев в сопровождении штабс-капитана Сенаторова и двух унтер-офицеров прибыл на таможенный пункт. Возле сундука уже стояли начальник пункта статский советник Фохт и первый секретарь английского посольства Мак-Кулох. На впалых щеках дипломата горел нервный румянец.
– Вот он, голубчик. Попался! – сказал генерал, обращаясь к соотечественнику.
– Кто попался, Иван Филиппович? – спросил недоуменно Фохт.
– А шпион британский, по фамилии Тейле. Второго дня, убегая, зарезал филёра Департамента полиции. Сейчас оттуда их вице-директор явится.
– Я протестовайт протиф этот клевета! – вмешался Мак-Кулох. – Мы будет подавайт нота!
– А я ответственно заявляю, что Тейле там. Вскрывайте сундук, Сергей Францевич.
– А разрешение Министерства иностранных дел у вас есть?
– Нет. Гирс, собака, струсил. Не дал.
– Чего же вы тогда хотите от меня? – изумился таможенник.
– Чтобы вы вскрыли этот сундук.
– Как же я могу? Помилуйте! Меня со службы турнут без пенсии, и правы будут. Неприкосновенность дипломатического багажа утверждена Венским конгрессом 1818 года.
– Значит, никак, Сергей Францевич?
– Никак, Иван Филиппович. Извините. Будь там хоть десять шпионов – не имею права. И вам не могу позволить – здесь я начальник.
Раздались торопливые шаги, и на складе появился запыхавшийся Благово.
– Не опоздал? – спросил он у всех сразу, здороваясь общим кивком.
– Они, Паша, мне его не отдают, – грустно сообщил ему Енгалычев. – Неприкосновенность дипломатического багажа.
– А что Гирс?
– Обделался Гирс. Он всегда англичанишек боялся. Но…
Енгалычев расправил крепкие плечи, вытаращил глаза и грозно повёл усами.
– Но я человек военный, и просто так этого не допущу. Чтобы шпионы и убийцы безнаказанно из России убегали. Сенаторов!
– Здесь, ваше превосходительство!
– Дай-ка мне свой револьвер.
Штабс-капитан на секунду замешкался, но потом торопливо снял с шеи шнур, вынул из кобуры «смит-вессон» и протянул его генералу.
– Что вы задумали, Иван Филиппович? – опешил Фохт. – Это ж какой скандал будет…
– Я протестую самым энергическим образом, – быстро сказал Мак-Кулох без малейшего акцента. – Сент-Джеймский двор этого не допустит.
– А как он этого не допустит? – с ухмылкой поинтересовался Енгалычев.
– Мы пришлём такую ноту… такую, что вас отдадут под суд! Отношения между нашими государствами обострятся до предела!
– Из-за одного дрянного шпиона? Ха-ха! Присылайте. Бумага у вас хорошая – будет чем подтереться…
Генерал шагнул к сундуку и взвёл курок. Сразу стало очень тихо. Фохт попытался вырвать револьвер, но Сенаторов грубо оттеснил статского советника. Британский атташе продолжал возмущаться. Тогда унтер-офицеры взяли его под руки и просто переставили на пару саженей в сторону.
– Кулох! Велите ему выходить. Я не шучу!
Британец стоял, глядя в землю, и щёки его горели румянцем чахоточного.
– Ну?
Благово пнул сундук ногой:
– Вылезай, тварь! У нас смертной казни нет, пойдёшь на каторгу. Иначе Енгалычев пристрелит тебя без церемоний.
Никто не отозвался изнутри.
– Самый последний раз говорю: вылезай! – рявкнул генерал и прислушался. – Нет? Ну тогда получи!
И четырежды выстрелил в середину сундука. Изнутри раздался сдавленный стон. Мак-Кулох не выдержал и зарыдал в истерике. Фохт молча крестился, губы его дрожали.
– Я….я… рапорт на имя… – пробормотал он.
– Да будет вам, Сергей Францевич, – будничным голосом сказал директор канцелярии ВУК. – Багаж не вскрыли? Не вскрыли. Печать цела? Цела. О чём рапорт-то? Ну, повредили немного тару. Пустяк. Эй! Грузите. Куда нести-то, мистер Мак?
Унтер-офицеры отпустили британца, подошли к сундуку и подняли его на руки. Из щелей на пол обильно лилась кровь.
– Погодь! – скомандовал генерал. Подошёл поближе и смачно харкнул на крышку. – Вот! Это тебе за Власова.
Благово приблизился и тоже плюнул:
– А это за Попова.
– Теперь несите. Привет Сент-Джеймскому двору!
Генералы – статский и военный – удалились вместе. По дороге в департамент, в коляске, Павел Афанасьевич спросил:
– Ерёменко раскололся?
– И Ерёменко, и Кановцев. У последнего брат, оказывается, служит в Дербенте на телеграфе. Через него и пересылались сведения Лемтюжникову. Так что, барон оказался прав: тот знает всё о походе.