– Да я, Игнат Васильевич, и сам возвращаться не планировал. – Щеголь улыбнулся, и от улыбки его Настена зарделась, а у Степана между лопаток зачесалось совсем уж невыносимо. – Побуду у вас, сколько потребуется.

– Вот и славно! – Игнат по-свойски похлопал его по плечу. – Это – друг мой, – он посмотрел на Степана. – Степан Белобородов. С детства мы с ним. Пуд соли на двоих съели, дело вместе начинали. А это, – он обнял за плечи Настену, – сестрица моя младшая, Анастасия Васильевна. Я вам про нее рассказывал.

– Рад знакомству! – Первым делом щеголь поцеловал Настенину ручку, вторым пожал Степанову ладонь. Рукопожатие у него было крепкое, даром что врач и столичный щеголь. – А теперь, если позволите, я бы осмотрел Оксану Сергеевну и девочку.

– Буду вам безмерно благодарен! – Игнат кликнул прислугу, велел предоставить доктору все, что потребуется. – А потом к столу, дорогой Дмитрий Петрович! Отужинаем с дорожки, а заодно и отпразднуем! И ты, Степа, далеко не уходи, расскажешь, как оно так вышло, как вы управились тут без меня.

Правду говорить не хотелось. Да никто кроме них с бабой Праскевой всей правды и не знал. Уходили они с Оксаной в лес еще засветло, а вернулись уже затемно. Степан специально убедился, что не видел никто. И Настена уже к их приходу уснула, умаялась бедная от волнения. Вот и выходит, что никто не знал, что девочка не в Горяевском родилась, а в лесу. Так пусть и будет. А с Настеной он при случае поговорит, чтобы не рассказывала никому, что Оксану к ведьме возили. Игнат нынче человеком стал прогрессивных взглядов, он больше столичным светилам доверяет, чем деревенским шептухам. Вот пусть так и остается.

Ужин подали по-простому, в малой столовой. В новом доме столовых этих было не сосчитать. Оксана осталась у себя, сослалась на усталость. И баба Праскева осталась при ней. Так что ужинали они впятером: Степан, Игнат, управляющий Григорий Анисимович, доктор и Настена. Настена к столу вышла нарядная, в василькового цвета платье. И волосы не в косу заплела, а уложила в высокую, замысловатую прическу.

– Супруга ваша родами ослаблена, – докладывал доктор. Он к ужину тоже нарядился, и дорогой сюртук из тончайшей шерсти сидел на нем как влитой. У Степана вот никогда не получалось так одежу носить, все на нем морщило да топорщилось. – Но, сдается мне, все с ней будет хорошо. Организм молодой, крепкий, хоть и истощенный до крайности. В первый раз вижу, чтобы беременность протекала так тяжело.

– А девочка? – спросил Игнат, разливая по рюмкам коньяк. Настене он плеснул на самое дно бокала шампанского. – С ребенком моим что? Ведь изрядно раньше срока родилась. – В голосе его слышалось напряжение. – Оно и понятно, ведь не каменный человек, переживает не только за жену, но и за дите.

– Дочка у вас замечательная, Игнат Васильевич! – Доктор расплылся в улыбке, словно говорил о собственном ребенке. – Удивительно здоровая и крепкая девочка! Не нашел я у нее никаких признаков недоношенности. Если бы не знал анамнеза, если бы не видел записи своих многоуважаемых коллег, решил бы, что напутали вы что-то со сроками.

– Не напутали. – Игнат усмехнулся, но как-то криво. И в глазах его промелькнуло что-то такое, темное.

– Значит, будем считать, что имеет место быть медицинский феномен. – Доктор тоже улыбнулся. – Или, если хотите, чудо! Я хоть и причисляю себя к людям науки, но в чудеса верю. В медицине, дорогие друзья, чудеса встречаются как никогда часто. Ну, предлагаю тост! – Он поднял свою рюмку. – Давайте выпьем за здоровье Оксаны Сергеевны и вашей дочери! Пусть чудеса в их жизни случаются и дальше!

Вот только выпить они не успели – распахнулись двустворчатые двери и на пороге столовой появился Вран. Теперь уж не только между лопатками зачесалось, теперь огнем загорелась кожа над потайным ключом. Принесла нелегкая…

– Игнат, друг дорогой! – Вран заключил Игната в крепкие объятия, а сам поверх его плеча зыркнул на Степана. – Слыхал, радость у вас! Разродилась Оксана Сергеевна?

– Разродилась. – Игнат улыбался Врану сторожко, совсем не как дорогому другу, а как дикому зверю. – Дочка у меня, Вран!

– Дочка?.. – Вранов взгляд, и без того черный, сделался еще чернее. – Ну, поздравляю, коли так. Знаю, ты сына хотел, наследника… Но что родилось, то и родилось. – Не присаживаясь к столу, он плеснул себе коньяку, выпил одним махом.

– А сын? – спросил Игнат и посмотрел как-то странно, едва ли не с мольбой. – Сын мне нужен. Чтобы дело мое продолжать. Ты же знаешь, Вран, делом я живу, о нем думаю денно и нощно!

– Ну, ежели жена твоя постарается, ежели ты силой мужской не обделен, народите себе еще сынов. – Вран взял с тарелки моченое яблочко, впился в него крепкими зубами.

– Это заблуждение, – вмешался доктор. – Дремучие предрассудки! Пол будущего ребенка никак не связан ни с мужественностью отца, ни с особыми заслугами матери. Вероятность рождения что мальчика, что девочки примерно одинаковая. Простите, я не представился. – Он встал из-за стола, протянул Врану руку. – Дмитрий Петрович Быстров, врач из Санкт-Петербурга.

– Врач, значит? – Вран пожал протянутую руку с такой силой, что Дмитрий Петрович поморщился от боли. – И все-то вы, эскулапы, про человеческую природу знаете. Изучили человека до самых потрохов.

Прозвучало это насмешливо, а про потроха так и вовсе жутко. Вот только поняли его лишь Степан с Игнатом. Настена просто смущенно отвернулась, а Дмитрий Петрович принял брошенный вызов.

– Все не все, но устройство человеческого организма знать должен всякий уважающий себя врач. Устройство и процессы, в этом организме протекающие. На то и нужна наука медицина, чтобы, познав основы болезни, разобравшись с тем, как она развивается, мы научились болезни этой противостоять. Болезни и прочим предрассудкам, – добавил с нажимом.

– А смерти? – поинтересовался Вран с усмешкой. – Смерти противостоять вы еще не научились, дорогой Дмитрий Петрович? Не изобрели еще в этих ваших лабораториях эликсир вечной молодости? Подумайте только, как бы это было интересно!

– В вечной жизни нет ничего интересного, – доктор покачал головой. – Я считаю, что бесконечное существование может породить сначала бесконечную скуку, а потом настоящее чудовище, для которого ничто на свете не будет иметь ни веса, ни цены. Жизнь должна быть конечна. А вот дети как раз и дарят нам иллюзию того, что мы будем жить вечно. Они – наше будущее и наша сила.

– Да вы, доктор, философ! – Вран поставил на стол опустевшую рюмку, произнес, обращаясь к Игнату: – Ладно, я двое суток провел в дороге, чтобы тебя поздравить, а теперь прошу меня простить, – он поклонился всем присутствующим. – Устал. Да и не все дела еще решил.

– Ты снова уезжаешь? – И не понятно, чего в Игнатовом голосе было больше, досады или надежды.

Вран, который находился уже у двери, обернулся: