— Но хотя бы с Костиком я могу общаться?

— Разумеется. Я распоряжусь, чтобы вас поместили в соседний с ним гостевой номер из временной палаты, где вы находились сначала.

Марина допила шампанское, Леонид Захарович налил ей ещё. Марина покачала головой:

— Знаете, я что-то не очень хорошо себя чувствую…

— В таком случае вам необходимо отдохнуть.

Леонид Захарович с озабоченным выражением лица нажал кнопку на нижней поверхности стола. В дверях появился унылый тип в голубом, Марина даже не могла бы точно сказать, тот же самый, что её сопровождал, или совсем другой.

— Проводи её в семнадцатую комнату второго сектора, — велел Леонид Захарович. Унылый молча кивнул и остался стоять, ожидая, пока Марина встанет и выйдет из комнаты.

Он отконвоировал её до места и оставил в гостевом номере, который сильно отличался от кафельно-салатовой палаты. По сути, обычный номер в недорогой гостинице — с мягкой кроватью, шкафчиками, небольшим пустым холодильником, совмещённым санузлом — унитаз и душевая кабинка, — и стареньким телевизором на тумбочке, который не работал.

Марина задумчиво постояла, глядя, как из крана в раковину льётся ржавая струйка воды, потом закрыла кран и легла на кровать, застеленную чистым и даже свежим бельём.

История Леонида Захаровича её если и убедила, то далеко не до конца. Но пока вариантов всё равно не было.

Стоп, а как же Костик?…

Марина бросилась к двери и убедилась, что она заперта. Упав обратно на кровать, девушка заплакала.

Когда Володя Рождественский, свежевыпущенный лейтенант медицинской службы, сел на скоростной поезд до Томска, следом за ним в купе вошёл пожилой дядька с двумя старомодными чемоданами.

— Здравствуйте, — сказал дядька и громко чихнул.

— Здравствуйте. Будьте здоровы.

— Эх, не наздравствуешься, — почему-то грустно махнул рукой дядька и поставил чемоданы в багажное отделение. — Стало быть, соседи… Докуда едете?

— До конечной. Следую к месту службы, — весело сообщил Володя, которому не терпелось поделиться своей радостью.

— В Томск?

— Нет, дальше. База «Колывань». — Информация, выданная Володей, секретной не была.

Дядька, усевшийся на своё место и вытиравший розовые мордасы гигиенической салфеткой, с интересом посмотрел на соседа:

— Военсталкер, что ли?

— Военврач.

— Распределили?

— Сам выбрал.

Дядька покрутил головой на толстой волосатой шее.

— Даёшь, мужик… Ничего, что я на «ты»?

— Нормально.

— А я буду Павел. Просто Павел.

— Володя.

— Сейчас мы с тобой выпьем, и всё пойдёт нормально. Ехать-то до вечера.

Поезд тронулся и стал набирать ход. Через пару минут должна была сработать компенсаторная система, гасящая неприятные ощущения от бешеной скорости, с которой поезд мчался по монорельсовой дороге. Мимо промелькнул дебаркадер вокзала, а потом пошла сплошная стена тоннеля, по которому шёл поезд, тут же сменившаяся изображением, показывающим, что находится по пути следования за пределами тоннеля. Картинка ничем не отличалась от обычного вида из вагонного окна.

В купе сунулась проводница, уточнила, не нужно ли чего.

— У нас всё с собой, — подмигнул Павел.

— Понимаю, — улыбнулась проводница и исчезла. Павел тем временем выволок один чемодан из багажного отделения и принялся распаковывать, выкладывая на выдвинутый столик продукты. Выкладка завершилась бутылкой водки.

— Употребляешь?

— Можно, — не ломаясь, согласился Володя. В конце концов, до вечера он был совершенно свободен, да и в штатском, так что мог себе позволить.

Разложив на столике мясные деликатесы, маринованные огурчики, солёную капусту и вскрытую банку селёдочки, Павел взял из ниши штатные вагонные стаканчики и налил по полному:

— Ну, за отъезд.

Они выпили, и дядька без перехода спросил:

— А зачем ты выбрал-то эту Колывань, Володя? И почему на поезде едешь, а не стратопланом, например?

— С поездом всё просто — мне на базу нужно явиться только завтра. Раньше прилететь — что я там делать буду? Прилететь в обрез — неинтересно. Решил вот прокатиться. Я вообще люблю поезда… — Володя захрустел огурчиком. Видать, домашней засолки был огурчик, вкуснейший.

— С этим ясно. Ну, а про Колывань?

— Я с самого начала туда собирался. С детства ещё хотел в военсталкеры.

— Романтик, стало быть, — заключил Павел, снова разливая водку. — Думал, перевелись уже, однако, вижу, не все…

— А вы куда едете? — спросил Володя.

— Я тоже до конечной. Сам-то я физик. Занимался в том числе генерацией гипертоннелей. Знаешь, что это такое?

— Не очень… Это же как-то связано с возникновением Пятизонья, да?

— Правильно мыслишь. Хотя не напрямую… Ладно, не стану тебе голову забивать, не в этом дело. А еду я, как и ты, к новому месту работы.

— Тоже в Зону будете ходить? — восхитился Рождественский.

— Нет, спасибо. Был я пару раз в Москве, в Курчатнике. Так, мини-экспедиция, нас охраняли почище президента… Больше я туда не полезу, Володя. И тебе бы не советовал, но ты, вижу, упёртый парень, раз сам вызвался.

— А… что там?

— Там ад, — коротко сказал Павел и опрокинул стаканчик в рот. Пожевал губами, не закусив, и повторил: — Там ад, Володя. И хватит об этом.

Потом они говорили на разные отвлечённые темы: вернётся ли «Зенит» наконец в премьер-лигу, кто будет следующим президентом и чем плох нынешний, когда закончатся беспорядки в Японии и удастся ли там вообще восстановить какое-то подобие прежнего государственного устройства… Обсудили сериалы и викторины, погоду («Эх, Володя, сейчас разве лето? Вот был я молодой, тогда было лето!»), самых сексуальных актрис. Павел извлёк вторую бутылку, Володя пил уже по половинке, чувствуя, что иначе может прибыть в Томск совершенно никакой. Ближе к вечеру физик Павел напился и уснул, громко храпя. Володе храп его ничуть не мешал — он дожевывал кусочек вяленой говядины и смотрел в окно, точнее, на проекцию того, что должно было проноситься за окном. Мелькали рощицы, деревеньки, большие города, а Володя думал: правильный ли сделал выбор? Простые слова Павла: «там ад», тревожили точно так же, как в своё время будили воображение длинные и витиеватые истории бывшего военсталкера дяди Толи Овсянникова, оказавшегося обычной складской крысой.

Поздно вечером поезд прибыл в Томск. Володя растолкал соседа, тот вскочил, с виду совершенно трезвый, и рачительно принялся собирать недоеденное в чемодан. Рождественский не стал дожидаться, поблагодарил за угощение и компанию, попрощался и хотел выйти из купе, но Павел остановил его.