– Кто? – не сразу догадалась я.

– Виктор? – спросил в свою очередь Джордж. – Так он жив?!

– А вы как думаете?! – рассердился майор. – Не с трупом же мы разговаривали!

Из отделения полиции мы помчались в больницу. Пошли вторые сутки, как мы находились без сна, но сейчас ни один из нас не жаловался на усталость.

– Молодые люди! Вы куда? – окликнула нас на входе медсестра довольно почтенного возраста.

– Куда надо! – прорычал Джордж, но я понимала, что с медицинским персоналом так разговаривать не следует. Проявлять бдительность они могут похлеще, чем охранники в банке.

– Извините нас, мы просто торопимся…

– Интересные какие! – немедленно возмутилась медработница. – А я тут, по-вашему, мух, что ли, ловлю?!

– Нет, конечно! – уверила я ее, придерживая горящего нетерпением Бруклина за рукав. – Вы не подскажете нам, в какой палате лежит девушка, ее привезли вчера днем инкогнито, если можно так выразиться… Антонина Астонова.

– Ходят тут! В мое дежурство совсем зачастили, еще полоумная какая-то притащилась с мешком тряпок и йогуртами! Какая ж это девице еда, когда она не то что ртом – глазами-то пошевелить с трудом может. Если бы не наш золотой Венедиктов, сейчас бы в морге ее с биркой на ноге искали… – поджав губы, посетовала женщина. – В реанимации она, туда вход запрещен, – для пущей уверенности она хлопнула ладонью по пухлому журналу, лежащему у нее на столе.

– А Виктор Галыгин?

– Там же…

– То есть как? Они что, вместе лежат? – не к месту взревновал Джордж.

– Где вы только нашли этого мужика? – медсестра, похоже, говорила то, что думала. Она окинула неодобрительным взглядом моего подопечного.

– В Америке, – моя фраза прозвучала как легкий щелчок по носу некультурной даме, но эффект я сгладила тысячной купюрой, которую ненавязчиво положила перед ней на тот же самый журнал.

– О, тогда ладно! Вы посидите, пойду узнаю, что там и как, – совершенно другим – мягким и ласковым – голосом произнесла она.

Мне с трудом удалось уговорить Бруклина притормозить в коридоре. Он рвался дальше, чтобы немедленно обнять и Тоню, и Виктора, но с нашими больничными порядками необходимо было мириться. Не хватало, чтобы опять вызвали полицию из-за дебоша в общественном месте.

– Евгения, вы тут? – Антон Аркадьевич остановился напротив дивана, на котором мы сидели.

– Да, приехали выяснить про наших знакомых.

– Что сказать, Астонова пришла в себя, если абсцесса не будет, завтра переведем в палату интенсивной терапии. С Галыгиным ситуация несколько иная – большая кровопотеря. На поправку пойдет гораздо медленнее.

– Это не страшно, главное, что пойдет? – полувопросительно-полуутвердительно сказала я.

– Будем надеяться. Но к ним сейчас нельзя, они в реанимации.

– Мы уже выяснили, – я кивнула на стол, за которым сидела медсестра.

– Приходите завтра, – предложил Венедиктов.

– Это конечно, а сегодня никак нельзя? – вступил в разговор Бруклин. – Мы бы вас отблагодарили.

С минуту главврач колебался, американец, от которого не утаился эпизод с тысячной купюрой, выданной мною медсестре, вдруг выпалил:

– Мы оплатим этот визит! – Он потянулся к внутреннему карману куртки.

– Евгения, вы что это мне взятку, что ли, предлагаете? – усмехнулся Антон Аркадьевич.

– Нет, конечно, просто… – Я замялась, так как ситуация была двусмысленная, быстрое объяснение никак не приходило в мою усталую голову.

– Просто… просто… все у вас просто, двух людей ранили, а вы тут лопочете какой-то бред! – произнес он негромко. – Оставили девочку под дверью, а сами в кусты, вот где ужас!

– Все не так, мы же убедились, что ею занялись доктора, – попытался было оправдаться Джордж.

– Я для справки вам поясню, что людей без медицинского полиса мы оперировать бесплатно не имеем права. Но я давал клятву, да и просто поступить иначе не мог. Вашу Антонину нужно было спасать, вот и все, а вы тут со своими деньгами… Эх, – махнул он рукой. – У больницы есть резерв, но он маленький, а больных много. Вы вот что: если хотите деньгами сорить, лучше нам на счет перечислите, я закрою документами эту операцию, и вопросов не будет.

Доктор говорил сбивчиво, но смысл я уловила. Венедиктову был противен сам факт разговора о деньгах. Встречались в наших краях и такие, как он, – врачи от бога, альтруисты, призвание которых – лечить. Но, будучи главврачом, он был вынужден заниматься бумажной волокитой, вот почему и приходил в раздражение.

– Я все понял. Выписывайте счет! – обрадовался Бруклин. Все в комнате испытали облегчение оттого, что удалось договориться и сгладить неловкий момент. – А я, признаться, не думал, что у вас тут такая же система, как в Америке. Я думал, что всем надо взятки давать…

– Хватит уже об этом! Повторяю, приходите завтра! Увидите своих родных, – пообещал Венедиктов.

– И счет! – напомнил Джордж.

– Да-да, – рассеянно подтвердил Антон Аркадьевич и удалился куда-то в глубь больничного коридора.

На смену ему прибежала уже знакомая нам медсестра.

– Извините, но к ним точно нельзя, – с грустью объявила она.

– Мы уже поняли, – я улыбнулась.

– Но если хотите, я покажу вам их через стекло, – вдруг предложила она. Я обрадовалась, искренне надеясь, что женщина решила нам хоть как-то помочь не только из-за врученной тысячи, но и по велению души.

Картинка в окошке, за которым находился Виктор, совершенно не отличалась от той, где была видна Антонина. Оба лежали в белой комнате под белыми простынями, с закрытыми глазами и обилием капельниц, трубочек и каких-то медицинских устройств вокруг них.

– Доктор сказал, что, если бы вашего родственника вовремя не перевязали, он бы умер, – шепнула мне медсестра.

– Да уж, – я была рада, что оказалась полезной.

Возвращаться с Бруклином в деревню было делом нецелесообразным, но и оставлять его одного пока было рано. На радость моей тетушке, мы поселились у нее.

Встретила она нас, надо отметить, как самых дорогих на свете гостей.

– Женечка! Ты не одна?! – обрадовалась она.

– Да, Джордж побудет у нас, пока его девушка не выпишется из больницы, – сразу расставила я акценты.

– О… – радостное выражение испарилось с ее лица.

– А Женя ждет, когда выздоровеет мой брат, – с ехидной улыбкой вставил американец. Похоже, он успел оценить психотип моей родственницы и выдал тот самый аргумент, после которого Мила снова будет счастливой.

– Какая радость! Женечка! Ты ничего не хочешь мне рассказать? – попыталась она подступиться ко мне, но я была неумолима.