— При самом быстром марше, подкрепляясь на ходу, не останавливаясь для отдыха, мы сможем ударить Цезарю в тыл, прежде чем он войдет в город. Стены, которые ты построил, тоже задержат неприятеля. — Лабиен говорил совершенно спокойно, стараясь не растравлять Помпея еще больше. — Даже если они достигнут города, для пополнения запасов нужно немало времени. Мы им помешаем.

Лабиен очень старался, чтобы в его речи не прозвучал упрек, хотя сам пребывал в полном смятении от того, как обернулось дело. Диррахий — важнейший порт на побережье, и там по-прежнему хранятся основные запасы армейского продовольствия. Ни в коем случае нельзя было подпускать туда Цезаря. Конечно, тут была и вина Лабиена, но что проку горевать о прошлых ошибках? Еще не все потеряно.

Помпей посмотрел по сторонам:

— Уходим из этого злополучного места. Берем с собою только еду и воду. Остальной обоз пусть догоняет нас, и как можно быстрее. И сенат тоже — они не выдержат нашего темпа.

Лабиен отсалютовал, и Помпей взобрался в седло. Руки и ноги не хотели слушаться, так он разгневался. Семья командующего и семьи сенаторов остались в Диррахий. Если Цезарь захватит их в качестве заложников, его положение значительно упрочится. Помпей потряс головой, словно пытаясь стряхнуть ненависть и страх. Стоило ему принять решение, и желудок немного успокоился. Хорошо бы молоко с мелом укротило боль до вечера.

Легионы двинулись в путь, но их многочисленность теперь не казалась большим преимуществом.

Юлий прикинул пройденное расстояние и пожалел, что перед ним нет карты. Легионы шли двенадцать часов, люди едва волочили ноги по пыли. Хотя они сносили это терпеливо, некоторые уже шатались. Командующий отдал приказ — опереться на плечо идущего впереди. Так солдаты были похожи на уставших бродяг или нищих, а не на римских легионеров, но каждая пройденная миля отдаляла их от неприятеля.

— Почему Диррахия до сих пор не видно? — спросил Октавиан.

Юлий в упор поглядел на младшего товарища, и тот сглотнул и отвернулся. Юлий и сам украдкой посматривал вдаль — не покажется ли наконец город. На западе серебрилось море, и Юлий надеялся, что Диррахий близко. У него устали и болели глаза. Сидя в седле, он мог бы иногда их закрывать, однако не хотел выказывать слабость.

Юлий вспомнил, как давным-давно догонял армию Спартака. Насколько же, оказывается, легче быть охотником, чем дичью! Тот, кто убегает, чувствует себя совсем иначе, словно что-то лишает его воли. Многие солдаты начали посматривать назад, и Юлий хотел отдать приказ не оглядываться, но его опередил Домиций. Он уже скакал взад-вперед по рядам, выкрикивая команды.

Повсюду на дороге оставались влажные пятна. Оправляться на ходу нелегко, но легионеров учат и этому. Тем, кто шел в хвосте, приходилось все время бежать по сырой земле. Даже когда останавливались для передышки, обходились без выгребных ям, да и подтираться приходилось чем попало — листьями, травой. Многие солдаты носили при себе влажные тряпицы, которые быстро стали склизкими и зловонными. Долгий марш — работа утомительная и грязная, а холод пожирает гораздо больше сил, чем летний зной.

День, казалось, никогда не кончится. Юлий, хоть ему и не понравился вопрос Октавиана, тоже считал, что им давно пора достичь города. Солнце уже клонилось к горизонту; скоро придется дать людям передышку — хотя бы четыре часа.

С хвоста колонны раздался предупреждающий сигнал, и Юлий повернулся в седле посмотреть, в чем дело. Вдалеке, в низких тучах пыли, двигалось что-то блестящее. Он в отчаянии потряс головой. Только он собрался объявить привал, как на горизонте появляется Помпей! И теперь — то ли горевать, что ловушка захлопнулась, то ли радоваться, что не успел остановить еле живых солдат в неподходящее время. Эти измученные, спотыкающиеся на каждом шагу люди должны идти дальше.

Два экстраординария с дальних флангов галопом подскакали к Юлию и, не спешиваясь, отсалютовали.

— Есть новости? — спросил он, злясь, что в такой момент его отвлекают.

— Виден город, господин. В трех милях.

Юлий посмотрел на солнце, потом на свою армию. Пока они дойдут до города, наступит ночь, но все же хорошее известие придаст людям сил.

— Господин, перед городом стоит стена длиной приблизительно в две мили. И она, по-видимому, охраняется.

Юлий выругался. Помпей не терял времени. Штурмовать укрепления после тяжелого марша, да еще когда сзади вот-вот навалится противник — об этом и думать не хотелось.

— Поедем вперед вместе, — быстро сказал он. — Я сам должен видеть.

Он натянул поводья и обернулся к Октавиану.

— Пусть люди держат ровный строй. Не хочу позориться перед неприятелем. И ускорьте шаг на последних милях.

Октавиан как будто колебался, однако не решился протестовать.

— Солдаты не подведут, — подбодрил его Цезарь. — Впереди пойдет мой Десятый.

Когда в слабом свете тающего дня в виду Диррахия выросла армия Цезаря, солдат, охранявших недостроенную стену, охватил страх. Высота ее составляла двенадцать футов, и две-три тысячи воинов могли бы задержать галльские легионы, будь стена достроена. Но еще оставались проходы, где успели положить только перекладины, — этого, конечно, было недостаточно.

Офицеры Помпея кричали гарнизону команды, строители-греки, побросав инструменты, кинулись в город, надеясь укрыться там.

Солдаты, которых оставили защищать Диррахий, спешили занять позиции, доставая на ходу мечи и обмениваясь последними словами. Они стояли лицом к ветру, но не отворачивались, хотя и дрожали от холода.

— Стоять, пока вас не сменят! — ревел старший центурион.

Приказ подхватили и передали дальше; солдаты подняли щиты, готовясь защищаться. Люди отлично знали, что помощи ждать неоткуда, и все же слова центуриона, как ни странно, вселяли некоторую надежду.

Легионеры Цезаря подходили ближе, и скоро даже в сумерках стало возможно различить их лица. Галльские легионы достигли последней преграды, отделяющей их от Диррахия, и бросились в атаку — с обеих сторон раздался яростный рев. Солдаты Цезаря ломились через проемы, и вскоре защитников опрокинули и растоптали. Десятый легион миновал стену, почти не задержавшись, и устремился к беззащитному городу.

Юлий ехал по темному городу, из последних сил борясь с усталостью. Дорогу показывал местный житель, подгоняемый обнаженным мечом. В лабиринте незнакомых улиц консул чувствовал себя неуютно.

Внутрь Диррахия допустили один Десятый легион. На долю остальных выпало стоять и охранять стены города. Юлий не собирался давать солдатам волю на вражеской территории. Командующий до сих пор содрогался, вспоминая, как в одном галльском городе потерял управление над своими войсками. С тех пор всякий раз, когда грохот атаки или хлопанье знамен на ветру заставляли колотиться его сердце, полководец вспоминал улицы Аварика. Больше он такого не допустит.