Тот подался вперед, как школьник, желающий доказать, что знает ответ, и достал пузырек из кармана.

– Эта версия сработает.

– Это долгоносик? – спросила Инеж, рассматривая его.

– Химический, – ответил Джеспер. – Но Уайлен до сих пор не придумал ему имя. Я голосую за Уайленосик.

– Это кошмарно, – прокомментировал тот.

– Это гениально, – подмигнул Джеспер. – Прямо как ты.

Уайлен залился всеми оттенками розового.

– Я тоже помогал, – добавил Кювей с насупленным видом.

– Это правда, – подтвердил Уайлен.

– Мы непременно сделаем ему мемориальную доску, – сказал Каз. – Объясни им, как он работает.

Парень прочистил горло.

– Я позаимствовал идею у тростникового паразита – одна крошечная бактерия может испортить весь урожай. Как только мы кинем долгоносика в силосную башню, он продолжит внедряться глубже, используя рафинированный сахар в качестве топлива, пока тот не станет ничем иным, как бесполезной кашей.

– Он реагирует на сахар? – спросил Джеспер.

– Да, любого вида. Даже нескольких сахаринок хватит, если будет достаточно влаги, так что держите его подальше от пота, крови и слюны.

– Не облизывайте Уайленосика. Кто-нибудь хочет это записать?

– Эти башни огромны, – заметила Инеж. – Сколько же долгоносиков нам понадобится?

– Один пузырек на каждую башню, – ответил Уайлен.

Инеж ошарашенно посмотрела на маленький стеклянный флакон.

– Серьезно?

– Крошечный и свирепый, – заявил Джеспер и снова подмигнул. – Прямо как ты.

Нина разразилась смехом, и Инеж не смогла сдержать ответной улыбки. Ее тело ныло, и она бы предпочла проспать целых два дня подряд, но девушка все равно почувствовала, как тугой узел внутри начинает разматываться, высвобождая весь ужас и злость, накопившиеся за последнюю неделю.

– Долгоносик сделает так, чтобы уничтожение сахара выглядело как несчастный случай, – сказал Уайлен.

– Так и будет, – кивнул Каз, – пока другие торговцы не узнают, что Ван Эк скупал сахар, который не хранится в его силосных башнях.

Глаза Уайлена расширились.

– Что?!

– На наши акции я потратил лишь половину денег. На остальное я приобрел акции от имени Ван Эка – ну, если точнее, то от его холдинговой компании, созданной под именем Элис. Не мог же я действовать настолько очевидно. Акции были приобретены за наличные, так что их нельзя отследить. Но сертификаты со всеми нужными печатями, подтверждающие их покупку, будут найдены в офисе его адвоката.

– Корнелис Смит! – удивленно воскликнул Матиас. – Обман на обмане. Ты не просто пытался выяснить, где держат Элис Ван Эк, когда пробрался в его кабинет.

– Нельзя выиграть, ведя лишь одну игру, – ответил Каз. – Когда сахар испортится, это сильно ударит по репутации Ван Эка. Но когда люди, которые платили ему за хранения сахара, узнают, что он нажился на их беде, они решат более внимательно осмотреть силосы.

– И найдут остатки долгоносика, – закончил Уайлен.

– Уничтожение имущества, махинации с рынком, – пробормотала Инеж. – Это станет его концом. – Ей вспомнилось, как Ван Эк жестом приказал своему лакею взять молоток. «Мне не нужен обычный перелом. Раздроби кость». – Его могут отправить в тюрьму?

– Ему будет предъявлено обвинение в нарушении условий договора и попытке вмешательства в рыночные операции. По законам Керчии нет большего преступления, чем это. Приговор тот же, что и для убийц. Его могут повесить.

– Так и будет? – тихо спросил Уайлен. Он нарисовал пальцем линию на карте Кеттердама, от Сладкого Рифа до самой Бочки и заканчивая улицей Гельдштрат, где жил его отец. Ян Ван Эк пытался убить Уайлена. Отрекся от него, как от мусора. Но Инеж не видела, чтобы Уайлен был готов приговорить своего отца к смерти.

– Сомневаюсь, что его повесят, – помотал головой Бреккер. – Я думаю, что ему выдвинут менее серьезное обвинение. Вряд ли кто-то из Торгового совета захочет отправить одного из своих на виселицу. А вот увидит ли он когда-нибудь тюремную камеру изнутри? – парень пожал плечами. – Зависит от того, насколько хорош его адвокат.

– Но ему запретят участвовать в торговле, – сказал Уайлен таким голосом, словно сам едва мог в это поверить. – Его имущество будет конфисковано, чтобы восполнить ущерб от испорченного сахара.

– Империи Ван Эка придет конец, – сказал Каз.

– А как насчет Элис?

Бреккер снова пожал плечами.

– Никто не поверит, что она имела какое-то отношение к финансовой схеме. Элис подаст заявление на развод и, скорее всего, переедет обратно к родителям. Поплачет с недельку, попоет с две, а затем забудет обо всем этом, как о страшном сне. Возможно, она выйдет замуж за принца.

– Или за учителя музыки, – вставила Инеж, вспомнив панику Бажана, когда тот услышал, что Элис похитили.

– Есть только одна ма-а-аленькая проблемка, – сказал Джеспер, – и под «маленькой» я имею в виду «огромная, вопиющая, так что давайте забудем об этом и пойдем выпьем». Силосные башни. Я знаю, что мы с вами любим преодолевать непреодолимое, но как мы попадем внутрь?

– Каз может взломать замок, – ответил Уайлен.

– Нет, – произнес тот, – не могу.

– Не думаю, что слышала, чтобы с твоих уст когда-либо слетали подобные слова, – отозвалась Нина. – Повтори, пожалуйста, только медленно и четко.

Бреккер ее проигнорировал.

– У них замки-четырехлистники. Четыре ключа должны провернуться в четырех замках сразу, или сработает сигнализация и все двери закроются. Я могу взломать любой замок, но не четыре одновременно.

– Тогда как мы попадем внутрь? – спросил Джеспер.

– Силосы также открываются сверху.

– Эти башни высотой почти в двадцать этажей! Инеж собирается подняться и спуститься с десяти силосов за одну ночь?

– Нет, всего на один.

– И что тогда? – поинтересовалась Нина, вновь уперев руки в бока и метая молнии своими зелеными глазами.

Инеж вспомнила высокие башни и промежутки между ними.

– Тогда, – откликнулась она, – я пройду по канату с одного силоса на другой.

Нина всплеснула руками.

– И все это без сетки, я так полагаю?

– Гафа никогда не выступает со страховочной сеткой! – возмущенно ответила девушка.

– А как часто Гафа выступает на высоте в двадцать этажей над мостовой, пробыв неделю в плену?

– Будет тебе сетка, – оборвал их Каз. – Она уже спрятана за сторожкой, под мешками с песком.

Тишина в гробнице была внезапной и оглушающей. Инеж не верила собственным ушам.