Би наклонилась над сестренкой, подоткнула ей одеяло, потом легла сама. В ее усталом смирении было что-то взрослое, и у Джульет сжалось сердце. Она кашлянула. Обе дочки настороженно повернулись к ней.

– Спокойной ночи, мои милые. – Спускаясь вниз, она услышала, как Айла пожаловалась, что не сможет уснуть.

Ласковый голос Би, казалось, плыл следом за Джульет:

– Нет, можешь. Делай как я… Представь себе, что ты вернулась в Лондон. Что идешь на Парламентский холм. Помнишь, как мы пускали там змеев с папой после дня рождения Санди? Вот и иди по той дорожке. Все выше и выше. Считай шаги. Каждый шаг. Закрой глаза. Ты увидишь кусты, детскую площадку справа и дорожку… иди по ней, вот так…

Тихий голос дочки отчетливо был слышен в пустом доме.

Через пару минут она залезла под одеяло, отчаянно надеясь уснуть: после поездки в Лондон на предыдущей неделе Джульет терзала бессонница. Через некоторое время наверху все стихло, в доме тоже, но Джульет так и лежала без сна, с тревожно бьющимся сердцем, судорожно стиснутыми зубами и не могла расслабиться. И так каждую ночь после возвращения из Лондона. В пять она встала со скрипучего дивана и тихонько спустилась вниз.

Солнце уже осветило верхушки деревьев за домом коралловым и жемчужным светом. Джульет сунула ноги в резиновые сапоги и открыла кухонную дверь. Ее окружила утренняя тишина. Она подошла к заброшенному сараю и после нескольких попыток со стоном дернула на себя покосившуюся дверь. Протянула руку мимо армии пауков, достала ржавые ножницы. Не понимая, откуда это знает, она потрясла почти пустой банкой из-под льняного масла и смазала лезвия. Взяла лопату с разболтанной ручкой и вышла в сад. Остановилась возле разросшихся кустов в Зарослях и подрезала ежевику, плющ, шиповник, вьюнок и жимолость. К шести тридцати она устала, но зато теперь свет солнца увидели другие растения – лаванда и какие-то красно-белые цветы, она решила, что это сальвия. Сальвия? А есть ли вообще такие цветы? Писала ли Грэнди что-нибудь о сальвии? Если нет, надо будет почитать про сальвию.

Вот это я хотя бы могу держать под контролем, неуверенно подумала она, опираясь на лопату, раскрасневшаяся, вспотевшая, уже уставшая. Зато она немного повеселела, и это оказалось лучше, чем лежать без сна в постели и грызть ногти. Она подумала об Эве – интересно, где он сейчас. Есть ли у него такой сад, как этот. Вспоминает ли он Соловьиный Дом. Вспоминает ли ее. Как бы ей пригодилась сейчас его помощь.

Когда Джульет внезапно решила в тот июльский день увезти из Лондона детей, хотя перед этим отменила заявку на фургон, она была вынуждена оставить большую часть вещей. Кое-что она захватила – столько, сколько уместилось в машине, но в дождливые недели лета и в начале золотой осени она поняла, что детские книжки и игрушки добавят дому немного уюта. Тем более что с 10 сентября, со среды, у девочек начнутся школьные занятия – у Би в Уолбрукской женской школе, у Айлы в начальной школе в Годстоу, а Санди пойдет в детский сад.

Так что она съездила в Лондон на день, оставив детей под присмотром миссис Бидл. А чтобы привезти как можно больше детских вещей, Джульет даже наняла большой вэн на единственном в Годстоу предприятии – бетонной площадке размером три на четыре за пекарней рядом с мусорными контейнерами.

В одиннадцать часов она приехала на Далси-стрит.

Как только ее ключ повернулся в замке и открылась входная дверь, Джульет заметила перемены в доме. Там пахло по-другому, да и сам воздух показался ей другим.

Медленно пройдя по коридору, Джульет нахмурилась, увидев детские кроссовки. Она не узнала их. На лестнице исчезли фотографии, остались лишь более темные пятна. На двери спальни Би детской рукой было написано прямо на краске:

ЭТО ТЕПЕРЬ МОЯ КОМНАТА – НЕ ВХОДИТЬ!

Джульет протерла глаза – ей начинало казаться, что все это ей снится. Мелькнула мысль: Мэтт все переделал, готовясь к приезду детей. Он купил им новые кроссовки! Тут она зашла в комнату Айлы.

Вещи ее детей лежали в углу в открытых мусорных мешках. Приглядевшись, она поняла, что одежду просто вытряхнули из ящиков, не складывая. Игрушки были свалены в огромные полотняные сумки на молнии, Лего, Дупло и Плеймобил смешались с книжками «Леди Бёрд», ручками, карандашами, бумагой, красками и маскарадными костюмами. Такое впечатление, что в дом нагрянули грабители и покидали в мешки все, что лежало на полках. Одна дужка запасных очков Би отломилась и валялась среди флакончиков и коробок из ванной. Маленькая стопка первых детских вещей, которые Джульет хранила, не зная, что с ними делать, но рука не поднималась их выбросить (крошечные башмачки и вязаная распашонка – подарок матери Мэтта из Италии), была туго скомкана и засунута в пластиковый пакет. Джульет даже показалось, что она ощущала ярость особы, сделавшей это.

В комнате Санди стояли новенькая икейская кровать, задрапированная свисающими с потолка занавесями в стиле «бьюти», и комод с лестничной площадки, где лежала одежда другого мальчика. Игрушки Санди были свалены в углу и, словно пряча их от глаз нового жильца, накрыты его старым одеялом, которое родители Джульет когда-то прислали из Франции.

Так Джульет обнаружила, что Тесс с детьми перебралась к Мэтту из дома ее мужа.

– Ты сказала, что приедешь в четверг. – Мэтт стоял, вцепившись рукой в дверной косяк. Он приехал с работы после звонка Джульет. От гнева и удивления она почти лишилась дара речи.

Вся дрожа, Джульет сунула ему под нос телефон.

– В среду. Вот мое сообщение. Гляди. Гляди. Так – если бы я приехала завтра, всего этого барахла тут бы не было?

– Я хотел позвонить тебе сегодня. Объяснить. Да, я бы тут немного… прибрал. – Он сразу смутился, ходил за ней из комнаты в комнату, смотрел, как она складывала книги и игрушки в мешок для мусора. – Ей нужно было их срочно разместить.

– Ей? Я полагаю, что ты говоришь о Тесс, твоей любовнице? Той самой, с которой ты трахаешься восемь месяцев или больше, я точно не знаю? – сказала Джульет. – Ей хватило времени, чтобы заказать новую икейскую кроватку взамен кроватки нашего ребенка. Или это сделал ты? Но я не думаю, что у тебя было время, потому что на твоих собственных детей его так и не нашлось.

Мэтт ни разу не навещал детей после их отъезда. Он ездил к матери в Италию, а когда вернулся в конце августа, все время твердил, что «для их приезда в Лондон неподходящее время».

– Ты знаешь, что это Тесс. Не прикидывайся.

– Что ж, спасибо ей, что она все упаковала, а то я бы возилась несколько часов. Хотя мне странно – она покидала вещи и игрушки твоих детей словно хлам, а тебя это не волновало. – Теперь они стояли в их бывшей спальне. – Мои вещи меня не волнуют, но это… – Она поискала подходящее слово, держа в руке мешок. – Это так странно. Ужасно.

– Ее детям нужно чувствовать себя как дома, – заявил Мэтт. – Роберт выбросил ее на улицу, когда узнал.

– А как насчет моих детей, Мэтт? Твоих детей? Как я объясню им все это?