Джими ведет дневник в туре, он пишет:

Приехали в Оттаву, прекрасный отель, странные люди. Замечательный ужин. Разговаривал по телефону с Джони Митчелл. Я думаю, что запишу ее сегодня вечером на мой превосходный магнитофон (постучу по дереву). Не могу найти ничего деревянного. Здесь все из пластика. Прекрасный вид. Чудесный звук на первом концерте, хороший на втором. Я пошел в маленький клуб, чтобы повидаться с Джони. Фантастическая девушка с небесными текстами. Мы все ходим на вечеринки. О, миллионы девушек. Слушаю кассеты и курю в гостинице.

Запись следующего дня:

Сегодня мы выехали из Оттавы. Я поцеловал Джони на прощание, немного поспал в машине, заехал в закусочную на шоссе, я имею в виду настоящую, как в кино…

Затем в дневнике запись о том, как в тот вечер он и группа отправились в «очень плохой, плохой, плохой ресторан»:

Чуваки смотрели на нас. Наверное, они были напуганы и не могли нас понять. Я – в своей индейской шляпе и с мексиканскими усами, Митч – в своей странной куртке, а Ноэль – в леопардовой шляпе и очках, с волосами и акцентом…

Огайо, Кливленд, Иллинойс, Мэн – колледжи, театры, залы. Сорок восемь концертов за пятьдесят девять дней. Кокаин, спиды, эфедрин, травка, кислота – все что нужно, чтобы держать себя в руках. Давай, вперед, к Dome в Вирджиния-бич, вместимость тысяча человек, два шоу, днем и вечером.

Мальчики сидели в темном баре, наслаждаясь вечерней тишиной в свободное время, растянувшись на банкетках из искусственной кожи, Джими, группа и коты из Soft Machine, выступающие на разогреве. Старая дева с усталым лицом, несущая поднос с напитками, сообщает им эту новость. Она только что услышала по радио: доктор Кинг застрелен в Мемфисе.

Мальчики в шоке, не знают, что сказать, как реагировать; пристально смотрят на Джими, пытаясь прочесть его мысли. Джими неподвижен, обдумывает новость. Затем отворачивается в сторону. Джими видел насилие. Дома, на улице, в армии – в каждом квартале в каждом городе мира.

В дальнем конце бара какие-то славные парни давали пять и пили за здоровье убийцы, который, как известно, был белым. Джими «просто смотрел в пространство, как будто ничего не случилось», вспоминал Марк Бойл, кот из The Softs. Джими подает всем знак уйти, что они и делают – тихо, спокойно, без резких движений.

Доктор Кинг умер по требованию общественности. Доктор Кинг умер от публичного линчевания. Смотри, что ты на это скажешь, молодой негр? Как ты собираешься раскрыть эту историю для своих белых фанатов?

Следующая ночь в Ньюарке – новая эра. Джими пришел, чтобы сыграть два концерта в Symphony Hall, зале вместимостью 3500 человек на Брод-стрит в самом сердце того, что копы называют «ниггертауном». Приехав на своем белом лимузине, Джими вынужден сидеть впереди рядом с белым испуганным водителем, белые мальчики Митч и Ноэль нервно съежились на заднем сиденье. Роуди Невилл и Хью, тоже внезапно и очень заметно побледневшие, подгоняют грузовик с оборудованием к выходу на сцену и на цыпочках выходят. Выстрелы, взрывы, уличный гром, запах дыма горящих домов.

За двадцать четыре часа, прошедшие после убийства доктора Кинга, черный гнев охватил более сотни американских городов. Беспорядки, грабежи, поджоги, драки, убийства – все это было встречено перекрестным огнем бронированных полицейских и военных машин. Белый дом призывает 3-й пехотный полк охранять его, и морские пехотинцы устанавливают пулеметы на ступенях Капитолия. Военная оккупация Вашингтона – самая значимая ситуация со времен Гражданской войны. Мэр-комиссар Уолтер Вашингтон вводит комендантский час, запрещает продажу спиртного и оружия, но уже слишком поздно спасать от праведного гнева более тысячи зданий и почти столько же магазинов и витрин. Целые кварталы превратились в развалины. Когда дерьмо наконец утихает, выясняется, что ущерб составляет более 27 миллионов долларов. Целые кварталы превратились в руины.

Ходят слухи о концерте. Гарлем и Бруклин в огне. Джими нервно курил косяк; остальные были напуганы и молчали. Трентон, еще один черный городок в Нью-Джерси, расположенный в часе езды, вышел из-под контроля. Сотни предприятий в центре города разграблены и сожжены. Почти 500 сумасшедших, в основном молодые негры, были арестованы за нападение, поджог, грабеж и слова «К черту это дерьмо!» про комендантский час мэра. Двадцать полицейских убиты, столько же пожарных госпитализированы из-за удушья дымом, обожженных конечностей, порезов и ран на голове, нанесенных бунтовщиками. Люди сошли с ума, намеренно включая сигналки в автомобилях и магазинах, чтобы затем забросать камнями подоспевшие пожарные команды.

Ходят слухи о концерте. Ньюарк, один из самых крупных городов с преобладанием чернокожего населения в США, идет тем же путем. Организаторы мероприятия, испугавшись за свою жизнь, говорят Джими, чтобы он объединил концерты в один и отыграл короткую программу, чтобы все могли убраться засветло. Встревоженные парни шепчут на ухо Джими: этот Человек хочет заполучить всех про-черных политиков, всех знаменитых черных. Сначала Кеннеди, потом Малькольм, теперь Мартин Лютер Кинг, может быть, Джими следующий, ты понимаешь, брат?

В Symphony Hall много людей. Некоторые секции пусты, другие переполнены людьми, сбившимися в кучу. Аудитория Джими в основном белая, но и черных достаточно, чтобы заставить зал гудеть и дрожать. Soft Machine осторожно выходят на сцену и начинают играть. Их неземной англо-церковный рок заходит достаточно хорошо, звучит как вздох облегчения.

Затем Джими, Ноэль и Митч. Напряженные. Под громкие аплодисменты. Согласно сет-листу, который они использовали по всему побережью, первая песня должна быть Fire. Но только не сегодня. Это, блядь, выглядело бы как издевка.

Вместо этого Джими медленно подходит к микрофону и говорит: «Эта песня для моего друга». Он начинает играть для всех, особенно для себя и своего хорошего друга Мартина. Все его понимают. Все наслаждаются. Джими протягивает руку, его гитара словно палочка, посылающая кровавый свет, мальчики идут за ним, всего в нескольких шагах позади. Она разжигает умы.

У этой песни нет названия. Песня – это не песня, это плач, импровизированный, голубое пламя, отбрасывающее тени души на стены. Воздух пылает от эмоций. Через несколько минут большинство зрителей уже в слезах.

«В этой музыке была какая-то ужасающая красота», – сказал Марк Бойль.

«Это был значимый момент, – вспоминал барабанщик Soft Machine Роберт Уайатт. – Поразительно то, что вместо сильного гнева его ответом была глубокая печаль. Мы потеряли дар речи».

Джими играл. Двадцать минут, тридцать минут… никакого перерыва. Никаких хитов. Душа обнажена. Затем, закончив, он положил гитару на сцену и ушел, не сказав больше ни слова. Аплодисментов не последовало, все двинулись к выходу. Ньюарк был городом-призраком, пустые улицы которого вот-вот заполнятся людьми.

Целую жизнь спустя Ноэль Реддинг вспоминал ту ночь как «случай, когда вся эта черная штука ударила Джими в лицо. Он не мог отвернуться. Джими никогда не тяготился тем, что он черный. Ему нравилось быть Джими-человеком, популярной суперзвездой. Когда его чернота становилась проблемой, он справлялся с ней, но никогда не выставлял это напоказ».