На лице толстячка не дрогнула ни одна мышца.

– Да, конечно. Неприятная история… – он отошел к узенькому зарешеченному окну, через который в подвал пробивался узкий лучик света. – Вы должны понять, здесь совсем другая политика, чем в большой Европе.

Он повернулся ко мне, сделал паузу и продолжил:

– Мы – маленькая страна, у которой есть далекий сильный друг и вполне близкий могущественнейший враг… Даже несколько врагов. Мы не можем действовать сгоряча.

– Там сербов, черногорцев в домах палили.

– Паритет, который мы выстроили с побережьем, тонок и хрупок… Ведь для нас плохой мир лучше доброй войны.

– Я могу это понимать так, что ответных действий не будет?

– Юнаки зарезали несколько турок. Те сожгли их базу, – толстяк развел руками. – Банально… Собственно, это уже история.

«Как просто…»

– Барис сказал, у вас есть зацепки? Вы знаете, кто провел янычар через кордоны и сдал стражу?

Младен взбил пятерней редкие волосы.

– Зацепки? Пожалуй, да… Есть у меня подозреваемые… Был, вернее.

– Кто?

– Один бывший гайдук. Серб. Он ушел из четы вашего брата полгода назад, осел у побережья, пробовал торговать, прогорел… Они с арамбаши крупно повздорили из-за доли, а Явор был вспыльчивый малый. Древние говорили: «Is fecit, qui prodest[57]».

– Был?

– Да… Явора застрелили, когда брали для допроса. Он был настороже, случилась катавасия… Двое моих людей получили раны, а он умер… – Жеврич подошел к шкафу, покопался внутри и протянул мне сверток. – Но мы нашли в его лачуге странные вещи.

Я развернул сверток. На моих коленях лежала приметная и дорогая, хотя и поношенная, красная безрукавка, расшитая серебряными нитями. В нескольких местах ткань была недавно заштопана.

– Ничего не напоминает?

Ну, вот, кажется, и разрешился главный вопрос… Я тихо прошептал:

– У Николы, старосты, была такая…

– Вот и мне показалось, что где-то я уже видел подобное… Да и серебра мы там отыскали преизрядно. Не полтысячи пиастров, конечно, но немало.

Младен вернулся к столу, сел, поерзал в кресле.

– Это все, что вы хотели узнать?

Я усиленно думал.

Если предатель – неизвестный мне бывший гайдук, то каким образом в его планах оказался я? Как он добыл крестик? Для чего весь маскарад с уходом из-под Котора четы брата? Только, чтобы бывшему арамбаши досадить? Чем? Или это разные, не связанные события?

Почему этот мститель одиночка не поступил так, как любой другой горец? Не застрелил врага из кустов?

Да и вещь, взятая в качестве трофея, очень уж приметная, если даже…

Мои размышления прервал глава тайной полиции:

– Это все?

Я поднялся:

– Нет… Я хотел бы поговорить с Белли, когда он будет здесь.

Младен широко улыбнулся:

– Это просто. Конрад появится в Цетине через день-два. Он был… Неважно, впрочем.

Серб всячески показывал, что его ожидают более важные дела. Улыбка все также блуждала на его лице, но весь вид говорил о чрезвычайной занятости.

Однако, выставить докучливого гостя за дверь Жеврич не решался.

– Еще одна просьба… Нужен адрес лекаря, который помог мне прошлый раз.

Толстяк схватил со стола скомканный листок черновика, оторвал краешек, и на чистом лоскутке написал адрес.

– Вот. Славко расскажет, как туда добраться.

Я повертел в руках обрывок бумаги. Мельком отметил, что буквы на обратной стороне – французские. Язык просвещенной Европы! А Младен то – полиглот.

Жеврич посапывал недовольно, темы исчерпаны. Я поспешил откланяться.

Вопросы… Вопросы…

Встреча с Жевричем не только не дала мне ответов, но еще и новые головоломки подкинула.

Лекарь при виде ран сначала заохал, потом долго ощупывал, сгибал и разгибал суставы, тер кожу и сверял цвет ногтей на руках. В этот раз я был при деньгах – Барис подкинул, так что с оказанием медицинских услуг проблем не возникло. Припарки, новые повязки, микстуры, пилюли… И покой.

До приезда Белли я считанные разы выходил на воздух – предпочитал отлеживаться в мансарде домика медикуса. Старик авторитетно заявил, что мне нужен уход, иначе я рискую остаться без ноги и вообще недолго буду портить землю своим существованием.

Пришлось лечь в «стационар».

Единственное, от чего не мог предложить лекарства опытный врачеватель, была ипохондрия, унылая депрессия. Розовели и рассасывались отеки и синяки, перестало екать в груди, даже ломота в костях по утрам исчезла. А тоска осталась.

Конрад ворвался в мой мирок сияющим метеоритом.

Кипящий энергией колобок еще от порога ошарашил меня спорным заявлением:

– Все буянишь?

– Кто? – не понял я.

Белли бросил в угол мансарды запыленную треуголку, отряхнул купеческий кафтан. В этот раз он выглядел как негоциант средней руки. Причем, европеец, а не житель балканской Порты.

– Жеврич жалуется, что ты портишь отношения местных с османами. Уже и бойню из-за твоих выходок устроили. Он еле сдерживает кнезов от очередной резни…

Конрад плюхнулся на табурет у стола, схватил кувшин, принюхался.

– Вранец,[58]– подсказал я.

Тайный посланник скривился, но плеснул в кубок нелюбимого пойла, жадно выпил.

– Я тут проездом… Хочу сказать, что если вы, Петр Николаевич, уже совсем восстановились от ран, то вашей кипучей энергии Федор Васильевич готов найти более достойное применение.

Он опрокинул в себя еще кубок.

– Как это понимать? – ошеломленно выдавил я.

– Так и понимайте. Граф не доволен вами… и мною.

Кто такой этот «Федор Васильевич»? Ясно, что руководитель… Но кто? Я его, по-видимому, должен хорошо знать.

Агент продолжил:

– Ваша вакация затянулась. Пора о делах вспомнить… Не говоря уже о том, что наши друзья заждались вас.

– Кто?

Он пожал плечами.

– Не имею понятия. Мне передали, вы сами в курсе.

Я сжал зубы. Наследие прошлого! Чертовщина!

– Я говорил вам, что некоторые вещи вылетели из моей головы. Так бывает, когда тебя бьют долго, а ты хочешь позабыть что-то важное… Неплохо бы напомнить эти тайны, а не играть загадками.